[Ибн аль-Араби; араб. ; полное имя Мухйи ад-Дин Абу Абдаллах Мухаммад ибн Али аль-Хатими ат-Таи] (28.07. 1165, Мурсия, Испания - 10.11.1240, Дамаск), арабо-мусульм. мыслитель, поэт, мистик, «Великий шейх суфизма». Создатель учения о единстве и единственности бытия «вахдат ал-вуджуд». И. А. происходил из старинного и знатного араб. рода, по преданию ведущего начало от героя древнего эпоса Хатима ат-Таи. В его роду было много известных гос. деятелей, аскетов, подвижников. Дядя И. А., Яхья ибн Яган, правитель г. Тлемсен (Алжир), после знакомства с местным подвижником Абу Абдаллахом ат-Туниси отказался от власти и стал его слугой и учеником. В 1172 г., после того как власть в Севилье перешла в руки правителя династии Альмохадов (1130-1269) Абу Якуба Юсуфа, сделавшего Севилью своей испан. столицей, отец И. А. получил важный пост при дворе и переехал туда из Мурсии вместе с семьей. В период правления Альмохадов Севилья стала культурным центром, привлекающим мусульм. ученых, поэтов и музыкантов. В это время там находились Ибн Туфайль и Ибн Рушд , с к-рым И. А. познакомился в возрасте 15 лет.

И. А. получил классическое мусульм. образование: изучал Коран и коранические науки, философию, поэзию, музыку и др. Среди его учителей называют Ибн Заркуна аль-Ансари, Абу-ль-Валида аль-Хадрами, Ибн Башкувала и Абд аль-Хакка аль-Ишибли - ученика мыслителя и поэта Ибн Хазма (994-1064). Впосл. И. А. не раз говорил о том, что в области фикха (мусульм. законоведение) является последователем Ибн Хазма. Его ждала карьера гос. чиновника высокого ранга: он женился на Мариам, принадлежавшей к влиятельной семье, и получил место секретаря султана. Однако тяга к созерцательной жизни оказалась сильнее: И. А. встал на суфийский путь; по его свидетельству, это произошло в 1184 г. Первым наставником И. А. стал учитель аль-Урайби. В автобиографическом соч. «Святой дух в воздаянии души» («Рух ал-кудс фи мухасабат ан-нафс») он подробно описал, как вначале путешествовал по Андалусии и встречался с учителями, среди к-рых были известные мистики-практики, часто даже не умевшие читать, и хорошо образованные богословы, а также наставники-женщины. В этот период И. А. познакомился с трудами классиков мусульм. мистицизма аль-Мухасиби (ум. в 857), ас-Сулами (ум. в 1021), аль-Кушайри (ум. в 1072), аль-Газали (ум. в 1111), с сочинениями суфиев Ибн аль-Арифа (ум. в 1141), Ибн Барраджана (убит в 1141) и Ибн Масарры из Кордовы (ум. в 931), к-рый проповедовал учение об очистительном озарении. Школа Ибн Масарры в Альмерии, к-рая многое заимствовала из учения «крайних» шиитов и исмаилитов , повлияла на формирование мировоззрения молодого суфия. И. А. изучал лит-ру, труды по спекулятивному богословию (калам) и законоведению.

В 1193 г. И. А. отправился в Сев. Африку, где продолжил изучение хадисов и фикха. Встречи с известными суфийскими учителями помогали ему совершенствоваться духовно; в этот период он получил знаки и имел видения, к-рые подтверждали правильность выбранного им пути. Наибольшее впечатление на А. И. произвела встреча с Абд аль-Азизом аль-Махдави, к-рому он впосл. посвятил свой главный труд «Мекканские откровения» («Футухат ал маккийа»). В 1195 г. в г. Фес (Марокко) И. А. познакомился с теоретиком калама Ибн аль-Каттани (ум. в 1200) и дискутировал с ним о божественных атрибутах. Позднее И. А. писал, что в этот период у него были видения, раскрывшие «истинный смысл бытия», И. А. почувствовал, что достиг вершины мистического познания и ощутил близость к Аллаху. Он отказывался от предложений поступить на службу к султану. В 1197/98 г., по словам И. А., он повторил мистический путь, по преданию проделанный пророком Мухаммадом . В Коране (сура XVII «Аль-Исра») описана т. н. ночь вознесения (лейлят ал-мирадж), когда Мухаммад был перенесен из Мекки в Иерусалим, а затем вознесен к трону Аллаха. Подробностей путешествия в Коране нет, но они известны по хадисам, в к-рых рассказывается о последовательном посещении Мухаммадом 7 небес, где он встречался с пророками, приветствовавшими его как брата. На высшем небе находился «праотец и патриарх всех пророков Ибрахим», показавший Мухаммаду рай. После чего ему было дозволено говорить с Аллахом (но не лицезреть его). И. А. назвал свое мистическое путешествие «ночным восхождением к божественной Сущности, минуя 7 небес» и описал его в «Мекканских откровениях». «Будучи весь в свете и сам превратившись в свет», он обратился к Аллаху с мольбой о том, чтобы тот дал ему знамение (аят), в к-ром бы содержалась суть Корана. Аллах ответил: «Скажи: «Мы уверовали в Аллаха и в то, что ниспослано нам, и что ниспослано Ибрахиму, Исмaилу, Исхаку, Якубу и коленам, и что было даровано Мусе и Исе, и что было даровано пророкам от Господа их. Мы не различаем между кем-либо из них, и Ему мы предаемся»». Тогда, по его словам, он впервые ощутил себя «наследником (варис) пророческой миссии Мухаммада» и «печатью Мухаммадовой святости», т. е., с т. зр. мусульм. мистика, достиг высшей ступени познания и совершенства, доступной смертному. В знак признания его заслуг, учителя-шейхи, по суфийскому обычаю, облачили его в рубище (хирка), что давало право на самостоятельную проповедь и воспитание учеников-муридов (мюридов). Впосл., по преданию, И. А. достиг высшей ступени в суфийской иерархии - титула «полюс полюсов» (кутб ал-актаб) (см. в статьях Вали , Вилайа , Суфизм). И. А. стал авторитетным наставником-«старцем», окруженным многочисленными муридами, и написал ряд руководств и сборников поучений для начинающих мистиков. Эти труды имели широкое хождение как на востоке, так и на западе мусульм. мира. В сопровождении ближайшего ученика и слуги Абдаллы аль-Хабши (ум. в 1221) И. А. возвратился в Андалусию, чтобы встретиться с учителями и сподвижниками: в 1199 г. он приехал в Мурсию, где нек-рое время пребывал в уединении и отрешении от мира. В 1200 г. И. А. покинул Андалусию, задумав совершить хадж - посетить Мекку и Медину. На родину он больше не вернулся, т. к. в гос-ве Альмохадов, потерпевшем поражение от христиан при Лас-Навас-де-Толоса (1212), начался кризис и мусульмане покидали Пиренейский п-ов. После прибытия в Марракеш (Марокко) И. А. было видение «прекрасной птицы, парящей близ божественного трона, опирающегося на столпы из света». Птица известила, что настал час отправиться на Восток, взяв в спутники неизвестного И. А. Мухаммада аль-Хассара из Феса. Прибыв в Фес, И. А. встретил человека с таким именем, и они вместе отправились в Беджаию (Алжир). Там И. А. увидел необычный сон: будто бы он «вступает в брачные отношения со всеми звездами неба и всеми буквами алфавита». Сон был истолкован как обещание того, что он овладеет знанием тайн, скрытых в звездах и буквах. Из Беджаии И. А. отправился в Тунис к другу и учителю Абд аль-Азизу аль-Махдави, у к-рого провел ок. 9 мес. Здесь он завершил работу над 1-й редакцией соч. «Изображение окружностей, охватывающих подобие человека Творцу и сотворенному миру» («Инша ад-даваир ал-ихатийа ала-д-дакаик ала мудахат ал-инсан ли-л-халик ва-л-халаик»).

В 1201 г. И. А. покинул Тунис и отправился в Мекку, по дороге он посетил Каир, где жили суфии из Андалусии. Однако надолго он там не задержался, т. к. в Египте был голод. В 1202 г. И. А., приехав в Палестину, посетил могилу пророка Ибрахима (Авраама) в г. Эль-Халиль (Хеврон, Израиль), а затем г. Эль-Кудс (Иерусалим, Израиль). Оттуда он отправился в Медину на могилу пророка Мухаммада. В том же году И. А. достиг наконец Мекки, к-рую мусульмане называли «Мать городов». Здесь он оставался до 1204 г., преподавал, проводил время в беседах с учеными, посещавшими мусульм. святыню. В этот период жизни, как писал И. А., у него особенно часто были видения и откровения. В Мекке И. А. познакомился со смотрителем Запретной мечети, знатоком преданий Абу Шуджем аль-Исфахани, и его дочерью Низам, которой впосл. посвятил мн. поэтические сочинения. В этот период, к-рый называют «1-й мекканский», И. А. начал работу над текстом «Мекканских откровений» и завершил ее незадолго до смерти. Здесь же, в Мекке, у И. А. было видение, в к-ром Аллах сказал ему: «Наставляй рабов моих!» - после чего он стал рассматривать наставничество как свою первостепенную обязанность. Важным этапом в жизни И. А. было знакомство и многолетняя дружба с Маджд ад-Дином Исхаком Ибн Юсуфом ар Руми - высокопоставленным вельможей из окружения сельджукского султана Анатолии Кайкусрава (ум. в 1212), а позднее его преемника султана Кайкавуса (1212-1218). Маджд ад-Дин, к-рый, несмотря на высокое положение, вел благочестивую жизнь и интересовался суфизмом, прибыл в Мекку для совершения хаджа. Восхищенный глубиной познаний И. А., он предложил суфию посетить Конью (Турция). Вместе с караваном анатолийских паломников через Багдад и Мосул (Ирак) И. А. прибыл в город в 1205 г. После кончины Маджд ад-Дина И. А., по преданию, взял в жены его вдову и стал 2-м отцом для Садр ад-Дина аль-Кунави (ум. в 1274), впосл. много сделавшего для распространения учения отчима. В Конье И. А. познакомился с известным иран. суфием Авхад ад-Дином Кирмани (ум. в 1238), к-рому доверил обучение приемного сына. Некоторые исследователи полагают, что благодаря этому в творчестве Садр ад-Дина отразились западно- и восточномусульм. суфийские традиции. Тогда же у И. А. завязались дружеские отношения с буд. сельджукским султаном Кайкавусом. Ему адресовано послание И. А., призывавшее султана проявить жесткость в обращении с подданными-христианами. Антихрист. пафос послания обусловлен не столько нетерпимостью суфийского мыслителя к христианству, как иногда считают, сколько его опасениями за судьбу ислама: мусульмане терпели одно поражение за другим как на родине И. А. в Андалусии, так и в М. Азии, где уже более века господствовали крестоносцы. В Конье И. А. закончил кн. «Послания света» («Рисалат ал анвар»). Из Коньи суфий вновь отправился в Мекку, посетив по дороге Сирию, Палестину, Ирак и Египет. В Мекке он написал стихи о красавице Низам - поэтический сб. «Толкователь страстей» («Арджуман ал-Ашвак», 1214-1215). Богословы-традиционалисты осудили стихи как недопустимую для аскета «чувственную» и «откровенную» любовную лирику. Поэтому в 1215 г. И. А. составил комментарий, в к-ром пояснял, что Низам лишь символ божественного совершенства, а всепоглощающая любовь, воспеваемая в стихах,- любовь к источнику всего истинно прекрасного - Аллаху, к-рый предстает у И. А. как единая живая красота, разлитая в бесчисленных формах мира и более всего воплощенная в женщине. В 1216 г. И. А. отправился в М. Азию, где оставался до 1218 г., в основном занимаясь с учениками в Малатье. Здесь род. его сын Мухаммад Сад ад-Дин, ставший впосл. поэтом. Следующие 5 лет И. А. провел в Сирии, в г. Халеб (Алеппо), где, согласно мусульм. традиции передачи знаний, читал свои произведения вслух избранному кругу учеников, а затем, проверив их записи, подтверждал их достоверность подписью. В 1223 г. И. А. переехал в Дамаск, который не покидал уже до самой смерти. В Дамаске его взял под покровительство могущественный клан религ. деятелей - бану Заки, во главе к-рого стоял буд. великий кади Сирии Мухьи ад-Дин Ибн Заки. И. А. была назначена ежедневная пенсия в 30 дирхемов, к-рая помогала ему обеспечивать большую семью: 2 жен, 2 сыновей, неизвестное число дочерей и внуков и более 10 учеников, находившихся, по обычаю, на содержании у наставника. В этот период среди его учеников был Музафар аль-Дин (ум. в 1238), правитель Дамаска. В документе, датированном 1234 г., И. А. дает ему разрешение учиться по своим рукописям, перечисляя 290 названий. В 1229 г. у И. А. было видение, в к-ром Мухаммад повелел ему написать кн. «Геммы мудрости» («Фусус ал-хикам»), ставшую самым известным произведением И. А. В последние годы жизни И. А. продолжал писать и преподавать. Он умер в кругу родственников, друзей и учеников и был похоронен в пригороде Дамаска у горы Касьюн. Во время правления османского султана Селима I (1512-1520) над могилой И. А. была сооружена мечеть, существующая и в наст. время.

Сочинения

Наследие И. А. многогранно и разнородно, и причиной тому не только особенности его мировосприятия, но и разноплановый материал, лежащий в основе его теорий. Мн. исследователи называют И. А. «гением систематизации», который подвел итог 5-вековому развитию суфийской традиции: он собрал все то, что писали и передавали изустно мусульм. аскеты и суфии, начиная с аль-Хасана аль-Басри (VIII в.) и заканчивая современниками И. А. (XII-XIII вв.). Более того, он не ограничился суннитским исламом и использовал нек-рые положения эзотерических учений шиитских сект, в частности исмаилитов.

Наиболее авторитетный список произведений И. А., составленный егип. исследователем Османом Яхья (Yahia O. Histoire et classification de l"oeuvre d"Ibn "Arabi. Damas, 1964. 2 vol.), насчитывает 856 сочинений, из них 550 сохранилось до наст. времени в 2917 рукописях. И. А. упоминал 290-300 названий. Главными произведениями И. А. являются «Мекканские откровения» (560 глав и ок. 3 тыс. страниц), к-рые называют энциклопедией мусульм. духовности, и «Геммы мудрости», наиболее комментируемое произведение И. А. о 27 типах божественного откровения на примере пророков, упоминаемых в Коране. Существуют как суннитские, так и шиитские толкования и комментарии этого произведения. Осман Яхья насчитал 150 комментариев (ок. 130 из них принадлежит иран. шиитским богословам).

Воснове метода рассуждений и доказательств, к-рый использовал И. А., лежит аллегорическое толкование (ат-тавил). Тексты И. А. полисемантичны и поддаются широкой интерпретации. Стремясь преодолеть дуализм и инерцию повседневного языка и мышления, он прибегал к парадоксам (в частности, к экзегетическим) и антиномиям, использовал необычные и многозначные образы. И. А. обычно сопровождал тексты иллюстрациями, составлял таблицы и схемы. От абстрактно-метафизических образов он переходил к богословским, затем к мифопоэтическим и т. п. Существенную роль играют и многочисленные стихотворные пассажи, разбросанные по всему тексту. Комментаторы отмечают также особый подход И. А. к толкованию текстов Корана и хадисов (высказываний пророка Мухаммада) - бережное отношение к «букве» откровения сочетается у него с аллегорической интерпретацией текстов, что нередко вызывало резкую критику в адрес И. А. со стороны оппонентов - «буквалистов». С т. зр. И. А., Коран, будучи речью Аллаха, и в меньшей степени хадисы являют собой истину, застывшую в словах,- мост, перекинутый от божественного знания к человеческому пониманию. Наиболее яркими стилистическими приемами И. А. являются: игра слов (чаще всего однокоренных, реже просто созвучных), употребление слов, имеющих противоположные значения, замена существительных местоимениями (когда под «он» подразумевается и Аллах, и человек, и мир) и т. д. Эти приемы помогают читателю забыть установку на однозначное, фиксированное понимание, ввергают его в растерянность (хайра) (в данном случае на языковом уровне), без к-рой, с т. зр. И. А., мистическое познание невозможно.

Полисемантичность текстов привела к тому, что учение И. А. подверглось глубокой трансформации как у его сторонников, так и противников. Там, где И. А. в силу свойственных ему представлений об изменчивости бытия и относительности любых суждений о жизни намеренно что-то важное и значительное не договаривал и нарочито «смазывал» точное определение тех или иных положений или ситуаций, комментаторы стремились добиться ясности и конкретности, расставляя собственные акценты, отсутствующие в учении И. А. Т. о., «открытая» и диалектичная схема И. А. воспринималась как «закрытая» и статичная, не допускающая 2 толкований. При этом внешние признаки (терминология, система образов и понятий, доказательства и примеры) оставались теми же, но в совокупности получалась иная теория, автором крой можно было бы считать аль-Кунави, аль-Кайсари, аль-Кашани, Ираки, Абд аль-Карима аль-Джили, Джами, Исмаила Хакки Бурсеви или др. комментаторов текстов И. А., но не его самого. Последователи и противники И. А. лучше воспринимали внешнюю сторону его учения, тонкости его философского мышления чаще всего ускользали от них, что послужило одной из причин полемики вокруг наследия И. А.

Учение о творении

Причина творения, согласно учению И. А., состоит в стремлении надмирного и самодовлеющего Абсолюта, называемого Сущностью (аз-зат), Реальностью (хакк), Единством (ахадийа), к самолицезрению и самопознанию в предметах сотворенной Вселенной (халк). Это стремление побуждает беспредельный и абстрактный Абсолют являться (таджалла) в сущностях мира, самоограничиваясь (такаййуд) и самоконкретизируясь (тааййун) в них. С т. зр. И. А., беспрестанное явление божества в мире в бесконечных образах не меняет извечной трансцендентной сущности (аз-зат) божества и не прибавляет ей свойств, ранее не присущих. Творение мира происходит внутри Абсолюта: он является сам себе как бы со стороны, оставаясь при этом единым. Т. о., творение представляет собой переход божества из состояния закрытости (батин) в состояние очевидности (захир), к реализации бытийных потенций, от века заложенных в его природе. И. А. описывал механизм творения следующим образом: из надмирной сущности, представшей в виде нематериального и безграничного облака (ама), выделилась первичная субстанция, подобная мельчайшей пыли (хаба). И. А. сравнивал ее с мягким гипсом, способным воспринимать любую форму, данную ей божественным излиянием (файд, файдан), к-рое содержит идеальные архетипы будущего бытия - божественные Имена и атрибуты. Явление (таджалли) Абсолюта происходит в согласии с прообразами (айан сабита) и возможностями (имканат), от века пребывавшими в Абсолюте. Раскрытие божественного бытия разворачивается как последовательность теофаний, подразделяющихся на 3 ступени: явление божественной Сущности самой себе; открытие божественной Сущности в форме божественных Имен, т. е. в форме сущностей, бытие к-рых осуществляется в абсолютной мистерии; явление в форме конкретных сущностей, бытие к-рых является проявлением божественных Имен. В божественной Сущности вечно присутствуют Имена, собственно и являясь данной Сущностью, потому что определяемые ими атрибуты божества, не будучи тождественными с божественной Сущностью, тем не менее и не отличны от нее. И. А. определяет эти Имена как повелителей (арбаб), которые вызывают к жизни все формы. На опыте человек может узнать Имена только путем самопознания: бог описывает себя человеку через него самого. Говоря др. словами, божественные Имена сущностно связаны с творениями, к-рых они именуют. Имена также формируют уровни, или планы, бытия (хадарат, хазарат). Божественные Имена не имеют смысла и существования кроме как через существа, к-рые и есть их явленные формы (мазахир). Эти формы существовали вечно в божественной Сущности. Согласно И. А., «страдание» (курба) Всемилостивого внутри себя по отношению к несуществующим вещам сопоставимо с мольбой ко Всемилостивому о даровании существования. Реализовавшись в явлениях и сущностях Вселенной, мир становится необходимым модусом бытия Абсолюта. Обретя свой логический коррелят (малух), Абсолют приобретает черты божества (илах), наделенного определенными именами и атрибутами (прообразами и возможностями), которые обладают внешним и конкретным бытием. Божественные атрибуты И. А. сопоставляет с 4 опорами (аркан) божественности: знание, желание, власть, речь. Тем самым Абсолют становится объектом поклонения (ибада) и суждения (хукм), но остается единственным реальным бытием, а мир - его отражением (шабах), не имеющим смысла вне соотнесенности со своим источником.

И. А. полагал, что бытие находится в процессе непрерывной трансформации: в каждый отдельный момент Абсолют предстает «в новом образе», отличном от того, в к-ром являлся ранее. Отсюда следует неизбежное различие в человеческих суждениях и представлениях об Абсолюте. Восприятие теофании каждым человеком определяется его готовностью (истидад) к пониманию этого таинства, готовность, в свою очередь, задана извечным прообразом человека. Познающий Абсолют посредством разума (акл) неизбежно привязывается (акал) к к.-л. конкретной форме теофании и отрицает чужие представления, продиктованные иными теофаниями. Лишь истинный гностик (ариф) постигает Абсолют сердцем (калб) во всех его изменениях (такаллуб) и качествах и потому признает правоту и правомочность любых суждений о нем. Творение, согласно И. А., есть результат созидающего божественного желания (машиа, ал-амр ат-таквини), поэтому все существующее и происходящее угодно Аллаху. Однако помимо желания в мире действует законодательное волеизъявление (ал-ирада, ал-амр ат-таклифи), также исходящее от Аллаха и регламентирующее жизнь тварного мира посредством божественных законов. В вопросе о свободной воле и предопределении И. А. занимал промежуточную позицию: хотя Аллах и создает людей и их поступки, он действует не произвольно, а в строгом соответствии со своим знанием, которое заключено в прообразах. Согласно И. А., всемогущество Аллаха выражается в том, что он всегда является дающим: он «казначей всех возможностей», а человек в свою очередь представляет собой «вместилище» дарованных Аллахом возможностей, к-рые способен и обязан реализовать самостоятельно: «Мы Ему принадлежим, / но разве сами мы собой не обладаем? / Ему во мне принадлежит лишь слово «быть», / сколь нами Он, столь мы собой располагаем» (цит. по: Смирнов А. В. 1993. С. 175). Свобода воли, т. о., интерпретируется как милость Аллаха.

Стремление Абсолюта к самопознанию и самолицезрению в чем-то ином, нежели он сам, побуждает его, согласно Корану, «не нуждающегося в мирах», создать Вселенную и ее обитателей. В «Мекканских откровениях» это стремление характеризуется как любовь Аллаха к самому себе и к своему инобытию в образах и явлениях сотворенного мира. Рассмотрев различные виды любви, И. А. пришел к выводу, что все они сводятся к взаимной любви между Творцом и его творениями, причем только в человеке любовь Аллаха встречает осмысленный отклик, все прочие создания любят его слепой, «природной» любовью. Онтологическая функция любви состоит в том, что это чувство служит ключом к «расшифровке» бытия: познание происходит в процессе погружения «влюбленного» в созерцание предмета своей любви, т. е. Аллаха. Эта любовь «безрассудна» и доступна лишь как надрациональное, сверхчувственное «вкушение» (заук), которое исключает из познания разум с его статичными стереотипами и формальными доводами и единственно способно постичь непрестанно меняющегося Аллаха. Инструментом познания служит не разум, а сердце мистика, воспринимающее все бесчисленные теофании, но не привязывающееся, подобно разуму, ни к одному из них. Любовь растворяет личность человека и его бытие в бытии Аллаха (фана).

Аллах как высшая единосущная реальность, с т. зр. И. А., предстает в скрытой, неощущаемой и непознаваемой форме (батин), к-рую невозможно определить и к-рая не допускает никакой множественности, и в видимой форме (захир), в к-рой эта Реальность проявляется во всем многообразии и множественности существ, сотворенных ею по своему желанию и подобию. Т. о., бытие для И. А. представляет собой проявление единой божественной Сущности в бесконечных и беспрестанно меняющихся образах материального мира, выполняющих роль зеркал Абсолюта. В то же время Абсолют сам оказывается «космическим зеркалом», в которое «смотрятся» материальные сущности, обладающие различными атрибутами и характеристиками, Абсолют оказывается «скрытым» их отражениями «подобно тому, как поверхность простого зеркала скрыта образами предметов, отраженных в нем». Мир по существу всегда остается единым, двойственность учения И. А., делящая Вселенную на творца (хакк) и творение (халк), является условностью. В «Геммах мудрости» И. А. сообщает, что «целокупное мироздание, коему Бог дал бытие, было [первоначально] ровным (букв.- выровненным) призраком без духа и потому как бы неполированным зеркалом» (цит. по: Игнатенко. Зеркало ислама. М., 2004. С. 142). Созданное Аллахом мироздание первоначально представляло собой нечто выровненное и одновременно нетелесное (в данном контексте для обозначения нетелесности употребляется слово «призрак»). Иными словами, мироздание представляло собой зеркальную поверхность, в которой мог бы возникнуть образ Аллаха. Согласно И. А., Аллах может «видеть себя в чем-то другом, что было бы зеркалом». Сначала это была не зеркальная поверхность, а заготовка зеркала, т. к. она была незаконченной, несовершенной - неполированной. Зеркало становится зеркалом и мир созидается в тот момент, когда Аллах видит в мировом зеркале свой образ. Происшедшая эманация образа Аллаха, к-рый (образ) отпечатывается (интиба, букв.- впечатывается) в зеркале мира, осуществила теофанию, к-рая явилась результатом взаимодействия эманировавшего образа с воспринявшим его зеркалом.

Спекулятивная реконструкция акта творения с использованием зеркала и эманирующего образа бога, отпечатывающегося в зеркале, дала возможность разрешить мн. концептуальные проблемы, напр. одновременную трансцендентность бога миру и Его присутствие в мире. И. А. в «Мекканских откровениях» обращается к образу в зеркале, для того чтобы продемонстрировать двойственность и неопределенность этой вещи, и затем переходит от нее к неопределенности и непривычности всего, что связано с богом и его деяниями. «Воспринимая свой образ в зеркале, человек, с одной стороны, знает наверняка, что он воспринимает собственный образ, а с другой стороны, он знает точно, что не воспринимает собственного образа. Или еще: когда он видит в нем (зеркале) мелкий образ, если размер зеркала небольшой, он знает, что его облик даже и приблизительно не такой, а больше, чем тот, который он видит в зеркале. А если размер зеркала большой, то он видит свой образ крайне большим и точно знает при этом, что его образ меньше, чем тот, что он видит. И он не может отрицать, что видит свой облик, и знает при этом, что его облика нет в зеркале» (Там же. С. 144).

Учение о «совершенном человеке»

Атрибуты божественного совершенства пребывают во Вселенной в дискретном состоянии (мунфасалан). Лишь в человеке они собраны воедино и воплощены как в «конспекте» (мухтасар). Во всей полноте Абсолют познает себя в «совершенном человеке» (ал-инсан ал-камил). Понятие, связанное с этим термином, восходит к древнейшим религиозно-философским системам Средиземноморья и Ближ. Востока. В ислам оно проникло, вероятнее всего, из гностических и неоплатонических учений о логосе и проточеловеке. Возможно и влияние каббалистических представлений об Адаме Кадмоне - 1-й эманации Бесконечного (Эн-Соф). В мусульм. богословии до И. А. встречались близкие по значению термины: «первочеловек» (инсан аввал) в араб. оригинале лат. версии «Теологии Аристотеля» и «совершенный (законченный) человек» (ал-камил ат-тамм) у Абу Язида аль-Бистами.

В основе учения о «совершенном человеке» лежит представление о параллелизме в строении Вселенной и человека, с одной стороны, и о человеке как об образе божием - с другой. Образ Адама, «совершенного человека», повторив образ Аллаха в зеркале мира, стал вселенской матрицей бытия. Существующий мир во всей его всеохватности воспроизводит образ Адама, «совершенного человека». Тем самым Абсолют одновременно присутствует во всем, что есть в мире (имманентен миру), но сущностно несопоставим с ним (трансцендентен по отношению к миру).

Ученики и последователи И. А. развили учение о «совершенном человеке» как об образе или зеркале Аллаха. Абд аль-Карим аль-Джили детализировал представления И. А.: «Совершенный Человек является зеркалом Истинного [Бога]. Всевышний Истинный сделал обязательным для Себя видеть Свои Имена и Свойства только в Совершенном Человеке» (Там же. С. 148). «Совершенный человек», будучи зеркалом Аллаха, отражает в себе Всевышнего, к-рый опосредованно и непосредственно наличествует и отсутствует в мире. И это зеркало, подобно обычному зеркалу, отражает все сущее, или, согласно аль-Джили, Истинное и Сотворенное. «Совершенный человек» есть образ одновременно и Творца, и тварного мира: тварный мир в результате эманации образа Бога и отпечатывания его в зеркале этого мира стал зеркалом в момент отпечатывания в нем божественного образа - «совершенный человек» может рассматриваться как образ бога, как образ мира и как образ бога и мира одновременно (см.: Абд аль-Карим аль-Джили. Книга сорока степеней / Пер. и коммент.: А. А. Игнатенко // Средневековая арабская философия: Проблемы и решения. М., 1998. С. 135-173). Т. о., «совершенный человек» отражает все бытийные реальности (истины).

Прототипом человечества и «человечности» И. А. считал «Мухаммадову сущность» (ал-хакика ал-мухаммадийа - Мухаммадова истина, Мухаммадова реальность). Она 1-е творение бога, Логос, божественное знание, к-рое последовательно реализуется в личностях пророков, посланников и святых (аулийа), отражая в каждом из них одну из своих бесчисленных истин (хакаик). Тот, в ком в данный момент воплотилась «Мухаммадова сущность», и есть «совершенный человек», «третья вещь», которая содержит одновременно атрибуты единого бога и множественного мира и в то же время не сводится ни к одному из них, обеспечивает возможность этим противоположностям (богу и миру) «осуществлять» единство бытия благодаря взаимному переходу друг в друга. Между противоположностями существует отношение взаимной обусловленности, а не взаимоисключения, и «третья вещь» выполняет функцию обеспечения единства бытия и сохранения различия между богом и множественным миром. «Мухаммадова сущность», являясь прототипом Вселенной как «мегантропа» (ал-инсан ал-кабир), служит источником животворного светового излияния, эманации (файд). Проводниками файд в дольний мир выступают ангелы - носители трона: Джибраил дает существам предназначенные им знания (улум), Микаил доставляет им хлеб насущный (ирзакат), Исрафил наделяет их бытием (хайат), Израил прекращает их жизнь в положенный срок (мамат).

В то время как в концепции И. А. «совершенный человек» несет преимущественно метафизическую функцию принципа, решающего проблему единого и множественного, общего и частного, сущности и явления, следующие поколения суфиев уделяют больше внимания религиозным функциям «совершенного человека» как посредника между богом и человеком, передающего закон божий человечеству.

Учение о святости

В учении И. А. соединились суфийская и шиитская традиции понимания святости (вилайа). В Коране термин Святой (вали, мн. ч. аулийа) употребляется по отношению к Аллаху и пророку Мухаммаду и означает «покровитель», по отношению к людям - «находящийся под покровительством (Аллаха)». В хадисах он был переосмыслен в соответствии с одним из значений корня «вли» (быть близким) и понимается как «близкий», «друг», а также «возлюбленный бога» (вали Аллаха). У ранних суфийских авторов (ат-Тустари, ал-Джунайда, ал-Харраза) святые - это люди, достигшие совершенства как в религиозной практике, так и в знании о боге, им ведомы тайны «сокровенного» (гайб) и доступно лицезрение бога. Ал-Харраз и Ат-Тирмизи в своих сочинениях рассматривали вопрос о соотношении святости (вилайа) и пророчества (нубувва). Ат-Тирмизи утверждал, что аулийа, как и пророки, имеют свою печать (хатам) - святого, достигшего совершенства в знании об Аллахе. С нач. X в. эти утверждения стали объектом ожесточенной полемики. Большинство «умеренных» суфиев (ал-Худжвири, Ибн Хафиф, ал-Кушайри и т. д.) решительно отвергали превосходство святых над пророками. В то же время они иногда ставили аулийа выше ангелов.

Для И. А. пророчество - частное проявление святости, связанное с введением нового религ. закона (нубуват ат-ташри). Святой (мистик, достигший наивысшей ступени на пути познания бога,- вали) не обязательно несет пророческую миссию, тогда как каждый пророк обязательно является святым. Т. о., утверждается превосходство святых над пророками. Именно суфийские святые, согласно И. А., передают из поколения в поколение божественный образ. В суфизме получила распространение концепция опор, на к-рых держится мир. Под ними подразумеваются суфийские святые каждой эпохи (каждого поколения) - родоначальники или те, кто унаследовали это право быть таковыми от глав отдельных суфийских орденов. И. А. и его ученики связали концепцию опор с представлениями о «совершенном человеке» и объяснили, почему на этих опорах держится мир. Для того чтобы опоры могли удержать мир, им следует быть «единоoбразными» с пророками от Адама до Мухаммада. Их уподобляют 2 обращенным одно к другому зеркалам, «так что в каждом из них есть то, что есть в другом». Все они воспроизводят пророка Мухаммада как «совершенного человека», притом что отличаются от него по степени совершенства. Пророк - наисовершеннейший, а они - совершенные. На пророках, поскольку они несут в себе божественный образ мира, он [мир] держится и «пребывает в сохранности, пока есть в нем совершенный человек». «Разве не видишь ты, что, если исчезнет он [пророк] и будет изъят из сокровищницы мира, не останется в ней ничего, вложенного в нее Богом, а произойдут в ней отклонения и коллизии и весь миропорядок переместится в потусторонний мир...» (цит. по: Смирнов. 1993. С. 149). Череда пророков закончилась «совершенным человеком» - пророком Мухаммадом (он - Печать пророков), но «совершенный человек» не исчез. Он является постоянно воспроизводимым образом и передается через суфийских святых, к-рым дано от Аллаха не откровение (вахи), а вдохновение (илхам), сообщение (илка), осведомление (илам), «нисхождение Верного Духа» (рух амин) в сердце. И. А. и его последователи говорят об ориентированной по вертикали (верх - низ) системе зеркал, или взаимосвязанных зеркальных отражений, характеризующихся бытийно-познавательным синкретизмом, нерасчлененностью бытия и познания: Аллах являет себя в тварном мире, превращая его в зеркало, в к-ром возникает божественный образ - «совершенный человек», он же вселенский Адам. При этом «совершенный человек» является инобытием истинного Мухаммада, к-рый существует предвечно. Пророки - от Адама до Мухаммада - передают один другому в неизменном виде из зеркала в зеркало образ «совершенного человека», отраженный в зеркале мира, и одновременно актуализируют «Мухаммадову сущность».

Суфийские святые и наставники в свою очередь образуют последовательность зеркал, или зеркальных образов, повторяющих образ «совершенного человека», или «Мухаммадову сущность». Ученики, подражая наставникам, зеркально отражают и воспроизводят их и также становятся носителями образа «совершенного человека». Так реализуется богоявленность «сверху вниз» и осуществляется богопостижение «снизу вверх». И. А. сравнивает «совершенного человека» с драгоценным камнем в кольце-печатке: он не что иное, как знак, метка, к-рую Аллах ставит на свои сокровища, а потому человек называется преемником (халифа) Аллаха, творения к-рого хранит, как берегут клад.

И. А. различал 2 вида святости: особую, Мухаммадову, присущую только мусульм. святым, и святость, общую для мусульм., христ. и иудейских святых, «печатью» которой И. А. считал Иисуса. Размышления о богочеловеческой природе Христа занимают центральное место в его философской концепции (Иисусу Христу посвящена 15-я гл. «Гемм мудрости»). При этом И. А. сохраняет верность ислам. положению о превосходстве пророчества Мухаммада над предшествующими пророчествами, в т. ч. и пророчеством Иисуса. С т. зр. И. А., одно не противоречит другому: из онтологического совершенства Иисуса Христа совсем не обязательно должно следовать совершенство Его пророчества. «Мухаммадова истина» есть предвечная, абсолютная истина, однако Мухаммад-пророк - обычный человек, в то время как Иисус - единственный в истории, Кто воплотил Дух Бога. Согласно И. А., принятие Иисусом Духа Божия произошло одновременно с сотворением Его физического тела. Его материя просветленна и Божественна, человек в Нем неотличим от Бога. «Он и слово Божие, и Дух Божий, и раб Божий. Такого нет ни у кого из обладающих чувственно постигаемой формой существ»,- говорил И. А. Божественный Дух дарует Иисусу и Божественную силу (Там же. С. 220). Оживляя мертвых и одухотворяя созданные Им из «глины», т. е. «праха земного», существа (см.: Protoev. Jac. XXVII), Иисус совершает действия, к-рые может совершать только Бог.

Гносеология

При выполнении историко-философской реконструкции учения И. А. исследователи, принадлежащие к рациональной школе, выделили 3 вида познания: рациональное, интуитивное и мистическое. И. А. подчеркивал, что они равнодопустимы, но неравноценны.

Рациональное познание, согласно И. А., необходимо человеческой душе и составляет обязательный элемент знания о мире. Оно осуществляется посредством логических конструкций. Инструментом его служит разум (акл), к-рый дает правильное знание о мире. И. А. считал, что об Аллахе также можно говорить на языке разума, получая «правильное знание». Однако ограниченность рационального познания, связанная с его сутью и методом, неустранима. В рамках рационального способа познания для обозначения связи между Аллахом и миром И. А. говорил об иллюзорном бытии («вуджуд мутаваххам»): весь мир есть видимость, а значит, все, что о нем известно, лишь продукт воображения. Для описания иллюзорного бытия И. А. использует образ сна (манам): познаваемое эмпирическое бытие есть сон, который мы видим наяву; после смерти всякий человек «очнется» от этого сна, и тогда душе его откроется истина. Изменение бытийной характеристики, смерть, или мистический уход из мира «иллюзорного бытия», изменит и познавательные способности человеческой души. Благодаря воображению (хайал) человеческой душе доступен «мир видимости», к-рый и отождествляется с «иллюзорным бытием» тварного мира, т. о. человек становится посредником между Аллахом и миром, между истинным и иллюзорным бытием. Иллюзорность бытия заключается в том, что человек видит мир как нечто превышающее истинное (божественное) бытие и нечто внеположенное этому бытию. Возникшую проблему можно решить, если позволить человеку увидеть мирское бытие как божественное, но достичь рациональным путем этого невозможно.

Интуитивное познание И. А. обозначает термином «мушахада» (лицезрение, наблюдение, свидетельствование), подразумевая зрительное, образное видение и личную «встречу» с объектом познания. В европ. традиции «мушахада» выражают словосочетанием «интуитивное созерцание»: человек «постигает» (идрак) познаваемое благодаря той или иной «силе», или способности: ощущению (хисс), т. е. одному из 5 чувств; воображению, к-рое организует ощущения в определенную форму либо в том виде, как они передаются непосредственно органами чувств, либо уже упорядоченными мыслью; мыслительной (фикрийа) силе, всегда направленной на сущие вещи и получающей информацию от чувств, «начал разума» (интуитивно ясные истины), или от «сокровищницы воображения»; разумной силе, к-рая обеспечивает связность (акл) и упорядоченность (дабт) мысли; памяти. Интуитивное созерцание в качестве особого метода познания исходит из предпосылки, что в любой вещи и в любом явлении присутствуют внешнее (захир), ощущаемое и умопостигаемое, и внутреннее (батин) - «скрытый смысл» (манан), к-рый не доступен ни разуму, ни чувствам. Органом интуитивного созерцания является «око» - не физический орган зрения (хотя и он тоже), а орган внутреннего зрения. Интуитивно созерцая, «свидетельствуя» самого себя как существо физическое и духовное, человек интуитивно созерцает и Аллаха. При интуитивном созерцании в гносеологическом плане отсутствует субъект-объектная разделенность, поэтому всякая возможность ошибки исключается, но сохраняется возможность неполноты знания. Продуктом этого вида познания является не знание (илм), к-рое может быть истинным и ложным, а «убежденность» (йакин). Совершенство бытия (и знания) в процессе интуитивного познания - это полная гармонизация бытия (или знания), достигаемая путем взаимного уравновешивания противоположностей. Человек, как и мир,- перешеек (барзак) между светом и тьмой.

В процессе мистического познания познающий становится познаваемым, вернее исчезают и познающий, и познаваемое, остается универсальное Нечто, или Ничто, или Все. Органом мистического познания является сердце (калб). Оно способно вместить всю гамму переменчивых форм бытия, постичь, что переменчивы и непостоянны именно данные формы, неизменна и постоянна же стоящая за ними бытийствующая самость - Аллах, в к-ром формы возникают. Мистическое знание - это не знание о бытии, а знание, тождественное бытию. Тождественность Аллаха миру, Аллаха человеку, человека миру - это прямая, а не метафорическая онтологическая тождественность, в к-рой каждое из отождествляемых остается самим собой, не исчезая и не растворяясь в общем безликом единстве. Нельзя сказать ни что некая вещь в мире есть Аллах, ни что она не есть Аллах: только то высказывание будет правильным, к-рое соединит эти противоположные смыслы. Тождественность человека Аллаху и миру достигается потому, что она изначально возможна. И. А. отмечает: «Все имена [Аллаха], в божественных формах заключенные, были явлены в человеческом существе, а потому заняло оно ступень всеохвата и вбирания сего бытия» (цит. по: Смирнов. 1993. С. 149). Поэтому, утверждает И. А., с одной стороны, сказанное о человеке можно считать сказанным об Аллахе, а с другой - суть человека заключается «в универсальности его существа, в том, что он заключает в себе все истинности» (Там же). Человек, тождественный Аллаху, остается человеком и в своей тождественности миру миром не поглощается.

Учение о времени и вечности

Время, согласно И. А., непрерывная череда дискретных моментов, мгновений (заман фард), «атомов времени». Каждый такой «атом» примыкает к предыдущему, и между ними нет никакого временного «зазора» (между 2 соседними атомами мы не можем представить себе никакой длительности, разве что пустоту, временной вакуум, к-рый с т. зр. времени есть ничто). Поэтому в целом время течет плавно, оно как бы континуально, в нем нет разрывов. И вместе с тем оно дискретно, в каждом «атоме» временное бытие прерывается и возобновляется. Особенность этой атомарной концепции времени состоит в том, что дискретность вносится внутрь каждого атома, тогда как один с другим атомы связаны континуально.

То же относится и к вечности. Вечность не самостоятельная сущность, она - характеристика того лика бытия, к-рый называют «различенность без различий». Поскольку бытие едино, время и вечность тоже едины, по словам И. А., временное бытие - это дыхание вечностного бытия.

И. А. утверждал, что вечностный лик бытия имеет «более высокую ступень», нежели временной (речь идет о логическом первенстве вечности перед временем, поскольку онтологически вечностное и временное бытие равноправны и равнонеобходимы).

Возвращение в вечностное бытие и новое обретение временного бытия темпорально не разделены, обычный человек считает течение времени плавным и непрерывным: «Почувствовать сие [обновление творения] мог только тот, кого ознакомил с сим Бог; о том речение Божие: «Нет, они в сомнении о новом творении» (Коран L 15), и не протекает для них такого времени, в которое не видели бы они то, что предстает им видимым» (Там же. C. 230). Иными словами, обычные люди не чувствуют того, что они постоянно находятся в 2 ипостасях бытия - вечностной и временной, что они всегда суть и бог, и творение. «И ведь самое удивительное, что человек пребывает в сем восхождении [к богу] постоянно и не чувствует того» (Там же. С. 206). Люди, как правило, переживают только свое временное бытие, не чувствуя, что оно прерывается каждое мгновение. Раз они этого не чувствуют, то они и не властны над его возобновлением; мир для них есть «иное», они не ощущают своего ежемгновенного слияния с вечностной ипостасью бытия, благодаря к-рому они тождественны всему и могли бы стать всем. Мистик - человек, к-рому открылся вечностный лик бытия и к-рый «остался» в этой вечности; для него временная ипостась бытия как бы исчезла, погрузившись в вечность. Люди не чувствуют ежемгновенной пульсации своего бытия «из-за тонкости и легкости покрывала и схожести форм, как о том сказал Всевышний: «Дано им было сходное» (Коран II 25). Сие одно [покрывало] не есть воплощение другого, ибо два сходных суть иные для знающего, что они сходны» (Там же). Любая вещь в мире может в следующий атом времени предстать в любом «обличье» - это значит, что она может остаться самой собой, а может принять любую,самуюдалекую от предыдущей форму.

Поэтому человек, достигший тождественности с Аллахом (т. е. человек, действительно переживающий вечностную ипостась своего бытия), может сказать: «Я есть Аллах», но такое утверждение будет справедливо, пока речь идет лишь о вечностной стороне бытия. С позиций же концепции «нового творения» человек не может «быть Аллахом», пока остается человеком. Даже если он действительно переживает свое вечностное бытие (где человек тождествен всему бытию и, следов., он есть Аллах), он все же не теряет своего «я», остается человеком, а значит, во временном бытии появится именно как человек и с т. зр. этого бытия останется таковым. Аллах же воплощается во временном бытии как целокупное мироздание, и, согласно концепции «нового творения», человек был бы богом, если бы в вечностной ипостаси бытия вообще утратил свое «я»,- но тогда и речи о человеке не было бы. Согласно концепции «нового творения», человек есть некая внутренняя соотнесенность единого бытия, его различающая (небытийная и тождественная всем прочим в вечностной ипостаси, самостоятельно воплощенная во временной ипостаси), но не само это бытие. Целокупное единое бытие можно именовать по-прежнему Аллахом, человек же будет различать, определять (хукм) его: «Если установлено, что бытием обладает Бог, а не ты (когда речь идет о вечностной ипостаси бытия), то, конечно же, определяешь ты бытие Бога. Если установлено, что ты - сущее (во временной ипостаси бытия), то выносишь определение ты, без сомнения. А если выносящий определение - Бог, то Он лишь изливает на тебя бытие, выносишь же определение себе ты сам... На долю Бога остается прославление за излияние бытия, ибо сие - Его, а не твое. Ты питаешь Его определениями, а Он питает тебя бытием. Посему для Него обязательно то же, что и для тебя» (Там же. С. 175).

Учение о единстве бытия

Интерпретированное в рациональном ключе и систематизированное, учение И. А. получило условное название единство бытия (вахдат ал-вуджуд). До сих пор не установлено, кто впервые употребил словосочетание «вахдат ал-вуджуд». Вероятно, термин появился вскоре после смерти И. А. в среде его анатолийских последователей во главе с Садр ад-Дином аль-Кунави, к-рые активно комментировали и проповедовали его идеи. Существует также предположение, что термин был впервые использован противниками И. А.; чаще всего указывают на средневек. теолога и правоведа Ибн Таймийю (ум. в 1328), к-рый говорил об И. А. как о проповеднике «абсолютного бытия» («ал-вуджуд ал-мутлак»).

Проблема бытия (существования) являлась одной из основных для средневек. мусульм. философии, и появление ее в составе названия данного учения подчеркивало его по преимуществу философский характер, к-рого оно на самом деле не имело; подобное название также свидетельствовало о том, что концепции бытия, главному компоненту учения, подчинены все остальные его аспекты, что также не соответствует истине.

В трудах И. А. практически отсутствуют ссылки на сочинения арабо-мусульм. философов, в них не упоминаются философы, представлявшие рационалистическую традицию. Упоминания Платона и Аристотеля показывают, что И. А. был знаком с их идеями весьма поверхностно. Из анализа текстов И. А. видно, что ему были хорошо известны труды и воззрения представителей 2 основных противоборствующих школ в мусульм. спекулятивном богословии (калам) - мутазилитов и ашаритов (см. ст. Ашари). Соглашаясь в отдельных моментах с теми и с другими, И. А. тем не менее до конца не разделял позиций ни тех ни других. Он полагал, что в концепциях этих школ есть принципиальная ошибка: разум, рациональные доводы могут дать лишь неполное, приблизительное знание о бытии и боге. Не подтвержденное сверхразумной интуицией, или «вкушением» (заук), как называли ее суфии, рациональное знание способно выполнять лишь вспомогательные функции. Поэтому непосредственной основой для «вахдат ал-вуджуд» послужили суфийская метафизика и теософия, вобравшая элементы всех этих учений, а также калам и фалсафа. Позиция И. А. напоминает ту, к-рой придерживался мусульм. теолог и мистик аль-Газали: он отрицал абсолютную ценность гносеологии сторонников калама, но пользовался их аргументацией и выводами. И. А. был сторонником богословского направления мадумийа и придерживался т. н. крайнего реализма: все определения конкретной, реально существующей вещи применимы также к ней и в состоянии ее небытия. И. А. полагал, что вещи изначально существовали в божественном знании как реальные сущности. Волей бога они были переведены из интеллигибельного (умопостигаемого, познаваемого, мыслимого) бытия (субут) в конкретное (вуджуд) со всеми от века заложенными в них свойствами. Др. словами, извечное знание бога о Вселенной было развернуто в пространстве и во времени и обрело онтологическое бытие. Из этого следует, что Вселенная во всей полноте извечно присутствовала в божественном знании и как объект знания всегда была реальной.

Для учения «вахдат ал-вуджуд» характерны нарочитые недосказанность и двусмысленность, обусловленные диалектичностью и «текучестью» положений и терминологии. Доведя рассуждения И. А. до конца, переосмыслив их в логико-рационалистическом духе, комментаторы «вахдат ал-вуджуд» сместили акценты и изменили суть учения. Сочетание терминов «бытие» и «единство» ассоциировалось у мн. исследователей с пантеизмом (характерно, что в совр. араб. философской лексике термином «вахдат ал-вуджуд» переводят «раntheism»). Зап. ученые отнесли И. А. к пантеистам. В научных работах последних лет прослеживается попытка отказаться от схематичного представления об И. А. как о философе-пантеисте, пантеистическом монисте, панэнтеисте. «Обвинения» И. А. в пантеизме беспочвенны: в его учении сохраняется представление о трансцендентности бога. «Единство бытия» означает единство актов творения (первоначальные значения араб. корня «вджд» - «находить», «производить на свет»). Т. о. подчеркивается, что «во всем» присутствуют бог и его проявления. Дилемму трансцендентности бога миру и одновременной имманентности ему И. А. решает введением доктрины божественных Имен. Имена служат посредниками между противоположными аспектами в сущности единого Абсолюта; с их помощью И. А. объясняет сущностное единство и образную множественность сотворенного мира.

Еще при жизни И. А. мусульм. ученые-богословы разделились на сторонников и противников его учения, считавших, что оно противоречит основным принципам ислама (концепция «единства бытия» воспринималась ими как обоснование политеизма и пантеизма). Альтернативой доктрине И. А. стало учение «единство свидетельства» (вахдат аш-шухуд), разработанное в нач. XIV в. персид. мистиком, членом братства кубравийа Ала ад-Даула ас-Симнани (1261-1336). Суть учения сводится к положению, что Абсолют трансцендентен и в силу этого обстоятельства мистик не может получить доказательства существования божественного бытия. Последнее является не столько сущностью Абсолюта, сколько «действием, создающим существование»; само бытие есть атрибут, свойственный Абсолюту, но отделенный от его сущности. Цель мистика состоит не в том, чтобы добиться соединения (таухид) с богом, а в том, чтобы понять, в чем состоит истинное поклонение (убудиййа) ему. Нек-рые из суфиев стали именоваться «вуджуди» - сторонниками учения «вахдат ал-вуджуд», к к-рым относятся не только крупные суннитские мыслители аль-Кашани, Абд аль-Карим аль-Джили, аль-Кайсари, Джами, но и шиитские философы Хайдар Амули, Мир Дамад, Мулла Садра. Особенно много последователей учения было в М. Азии, Иране и Сев. Индии. Других, исповедовавших «вахдат аш-шухуд», стали называть «шухуди» - Ибн Таймийа, Ибн Халдун (ум. в 1405), Ибн Хаджар ал-Аскалани, мн. факихи Сирии, Египта и Магриба.

Последователи И. А. называли его «Величайший учитель» (аш-шайх ал-акбар) и «сын Платона» (Ибн Афлатун). Садр ад-Дин аль-Кунави, приемный сын И. А., состоял в переписке с шиитским философом Насираддином Туси, дружил с Саадуддином Хамуйехом и Джелаладдином Руми. Сложилась традиция сопровождать текст «Мекканских откровений» стихотворениями Джелаладдина Руми и комментировать его мистическую поэзию «Маснави» текстами И. А. Доктрина «вахдат ал-вуджуд» была чрезвычайно популярной в Османской империи и со временем приобрела статус ортодоксии. Об этом свидетельствует фатва шейху-ль-ислама (1534), к-рая начинается словами: «Тот, кто отказывается признать Ибна Араби... становится еретиком». Документ «Древо Нумана» («Шаджара ал-Нуманийа»), авторство которого приписывали И. А. и называли «язык истины» (лисан ал-хакика), пользовался в Османской империи не меньшей популярностью, чем пророчества Нострадамуса в Европе. Османские чиновники ссылались на этот текст, напр. при дипломатических переговорах.

После смерти И. А. ближайшие ученики и последователи, отвечая потребностям эпохи, дали его воззрениям философскую интерпретацию, игнорируя то, что выходило за рамки их мировоззренческих установок. В итоге оригинальные воззрения И. А. уступили место рационалистическим переработкам, к-рые создавались комментаторами на протяжении следующих веков. К нач. XVIII в. полемика вокруг имени И. А. постепенно пошла на спад. У большинства критиков отсутствовал серьезный анализ положений его учения, мн. их сочинения были написаны в весьма язвительном тоне, но содержали наблюдения, к-рые могли дать представление о духовной жизни той эпохи, когда они были созданы, но не проясняли сути учения И. А. Чаще всего объектом критики становились присущие И. А. методы символико-аллегорического толкования текста Корана, как правило вырванные из контекста. Нек-рые богословы «оправдывали» И. А., указывая, что его сочинения являются продуктом болезненного сознания, на к-рое повлияли непосильные аскетические упражнения. Оппонентом И. А. и его ученика поэта Афиф ад-дина ат-Тилимсани (ум. в 1291) был также араб. историк Ибн Халдун, подчеркивавший социальную опасность не контролируемого общиной экстатического суфизма и связь учения И. А. с исмаилитским эзотеризмом и «крайним» шиизмом. Он считал И. А. и его последователей замаскированными исмаилитскими проповедниками, представлявшими угрозу суннитской общине. Доверяя авторитету Ибн Халдуна, нек-рые исследователи до сих пор считают, что И. А. симпатизировал исмаилизму и «крайнему» шиизму, хотя в текстах И. А. неизменно предстает как убежденный суннит. Под впечатлением многовековых богословских споров о творениях И. А. оказались и совр. мусульм. ученые, к-рые, как и прежде, разделились на 2 лагеря.

С 1-й четв. XX в. учение И. А. привлекло внимание западноевроп. востоковедов. Нек-рые пытались вывести учение араб. мистика из внеисламских источников, напр. из христ. духовной традиции. Так, испан. востоковед М. Асин Паласиос охарактеризовал учение И. А. как «христианизированный ислам». И. А. стали рассматривать также как выразителя доктрин неоплатонизма и герметизма в традиции ислама (напр., X. Нюберг, А. Афифи). Его воспринимали исключительно как философа, а его теософские и теологические представления, составляющие важнейший аспект мировоззрения, оставались в стороне. В 50-60-х гг. XX в. франц. исламовед А. Корбен и япон. Т. Изуцу предложили новые пути к изучению наследия И. А., но, будучи сторонниками феноменологического подхода к истории, они подчеркнули абстрактно-метафизическую сторону учения И. А. в ущерб его традиционно-богословским и мистико-практическим аспектам. Приверженцы т. н. традиц. школы (Р. Генон (мусульм. имя Абд аль-Вахид Яхья), Ф. Шуон (мусульм. имя Иса Нур ад-Дин), позднее Т. Буркхардт (мусульм. имя Ибрахим Изз ад-Дин) и М. Лингз) акцентировали надконфессиональную ценность духовного опыта И. А. Активность одного из родоначальников «надконфессионального» подхода, Булента Рауфа, пришлась на годы «молодежного бунта» (в кон. 60-х - нач. 70-х гг. XX в.). Булент Рауф, выходец из знатной тур. семьи, сплотил вокруг себя группу молодых англичан, разочарованных в ценностях зап. цивилизации и ориентированных на вост. духовность. Ими в Великобритании была основана Школа высшего эзотерического образования, трест «Бешара», а в кон. 70-х гг.- «Общество Мухйи ад-Дина Ибн Араби» в Оксфорде. В наст. время оно имеет филиалы в Турции, США и Австралии. В результате к западноевроп. и амер. поклонникам И. А., исповедовавшим ислам, добавилось большое число его почитателей, сохранивших свою религ. принадлежность либо придерживающихся неопределенного религ. синкретизма.

Соч.: Геммы мудрости // Смирнов А. В. Великий шейх суфизма: Опыт парадигмального анализа философии Ибн Араби. М., 1993. С. 145-231; Мекканские откровения: (Изображение окружностей, охватывающих подобие человека Творцу и сотворенному миру; Путы для готовящегося вскочить; Мекканские откровения: Гл. 178. «О познании стоянки любви») / Рус. пер.: А. Д. Кныш). СПб., 1995; [Наставления ищущему Бога.] Мекканские откровения. Т. 4. С. 453-455 / Введ., пер. с араб. и коммент. А. В. Смирнов // Средневек. араб. философия: проблемы и решения. М., 1998. С. 296-338.

Лит.: Affifi A. E. The Mystical Philosophy of Myhyiddin Ibnu"l-Arabi. Lahore, 1964; Corbin H. Creative Imagination in the Sufism of Ibn Arabi. Princeton, 1969, 1984; Grill D. Le commentaire du verset de la lumière d"après Ibn Arabi // Bull. de Études Orientales. 1977. T. 29. P. 179-187; idem. Le personnage coranique de Pharaon d"après interpretation d"Ibn "Arabi // Annales islamologiques. 1978. T. 14. P. 37-57; idem. Le «Kittab al-inbah "ala tariq Allah» de "Abdallah Badr al-Habasi: un temoignage de l"enseignement spirituel de Muhyi l-din Ibn "Arabi // Ibid. 1979. T. 15. P. 97-164; idem. Le livre de l"arbre et des quatre oiseaux d"Ibn "Arabi (Risalat al-it-tihad al-kawni) // Ibid. 1981. T. 17. 53-111; Gilis Ch. A. La doctrine initiatique du pèlerinage à la maison d" Allâh. P., 1982; Кныш А. Д. Мировоззрение Ибн Араби: (К истории суфийских учений) // Религии мира, 1984: Ежег. М., 1984. С. 81-94; он же. Учение Ибн Араби в поздней мусульманской традиции // Суфизм в контексте мусульманской культуры / Ред.: Н. И. Пригарина. М., 1989. С. 6-19; он же. Мусульманский мистицизм: Краткая история. М.; СПб., 2004. С. 187-193; Chodkiewicz M. Le sceau des saints: Prophétie et sainteté dans la doctrine d"Ibn "Arabi. P., 1986; Takeshita M. Ibn (?)lsquo;Arabi"s Theory of the Perfect Man and Its Place in the History of Islamic Thought. Tokyo, 1987; Rosenthal F. Ibn (?)lsquo;Arabi between Philosophy and Mysticism // Orient. Leiden, 1988. Vol. 31. P. 1-35; Chittick W. C. The Sufi Path of Knowledge: Ibn Arabi"s Metaphysics of Imagination. N. Y.; Albany, 1989; idem. Microcosm and Perfect Man in the View of Ibn al (?)lsquo;Arabi // Islamic Culture. Hyderabad, 1989. Vol. 63/1-2. P. 1-11; Addas C. Ibn Arabi ou la quête du soufre rouge. P., 1989; Morris J. Ibn Arabi"s Esotericism: The Problem of Spiritual Authority // Studia Islamica. P., 1990. Vol. 71. P. 37-64; Смирнов А. В. Великий шейх суфизма: Опыт парадигмального анализа философии Ибн Араби. М., 1993; Игнатенко А. А. Зеркало ислама. М., 2004; он же. Мир - Бог в зеркале, или Как возник Совершенный Человек // Человек и природа в духовной культуре Востока. М., 2004. С. 17-47; Ризаэтдин ибн Фахруддин. Ибн Араби. Каз., 2004; Yousef M. H. Ibn (?)lsquo;Arabi: Time and Cosmology. L., 2008.

Философская энциклопедия

ИБН ‘АРАБӢ

ИБН ‘АРАБӢ Мух̣йӣ ад-Дӣн (1165, Мурсия, Андалусия, Арабский халифат, совр. Испания – 1240, Дамаск) – суфийский философ, мистик и поэт. Известен также как «Великий шейх» (аш-Шайхал-акбар). Пиренейский полуостров, где родился Ибн ‘Арабӣ, был в то время своеобразным перекрестком цивилизаций, центром философии и культуры. Окруженный с детства атмосферой мусульманского благочестия и подвижничества, будущий мистик получил традиционное образование мусульманского ученого. Стал суфием в 1184. В его произведениях немало свидетельств о посещавших его озарениях, нередко – о беседах с мистиками прошлого или пророками. О его авторитете в суфийской среде говорит присвоенный ему титул «полюс полюсов», высший среди суфиев. Ибн ‘Арабӣ много путешествовал: сначала по Андалусии и Северной Африке, затем (в 1200) совершил хадж в Мекку, посетил Египет и Малую Азию, а с 1223 жил в Дамаске.
Ибн ‘Арабӣ был знаком с сочинениями ал-Харраза, ал-Мух̣асибӣ, ал-Х̣алладжа, ал-Исфара’ӣнӣ. Исследователи прослеживают прямые и косвенные связи, а также полемику с идеями ал-Г̣азалӣ . Сохранились свидетельства его контактов с Ибн Рушдом и другими выдающимися мыслителями его времени. Влияние Ибн ‘Арабӣ испытали в той или иной мере не только практически все известные суфийские мыслители, но и представители других течений мысли, более всего – ишракизма . Некоторые суфии, прежде всего ас-Симнанӣ (ум. 1336), выступили с альтернативными теориями, названными «единство свидетельствования» (вах̣дат аш-шухӯд) в противовес сложившемуся после Ибн ‘Арабӣ именованию его концепции как «единство существования» (вах̣дат ал-вуджӯд). Резкую критику и неприятие идеи Ибн ‘Арабӣ вызвали со стороны известного факиха Ибн Таймиййи (1263–1328), что получило прямое продолжение в идеологии ваххабизма, возводящего свои тезисы к этому авторитету; в то же время такой известнейший факих, как ас-Суйӯт̣ӣ (15 в.), выступил в защиту Ибн ‘Арабӣ.
Считается, что перу Ибн ‘Арабӣ принадлежит более 100 трудов. Важнейшими для понимания его философии являются «Мекканские откровения» и «Геммы мудрости» . Его поэзия представлена сборником «Тарджуман ал-ашвак̣» («Изложение страсти»). Известность Ибн ‘Арабӣстала причиной ложной атрибуции многих произведений. Среди апокрифов – двухтомный «Тафсӣр ал-к̣ур’ан» («Толкование Корана»), «Шаджарат ал-кавн» («Древо бытия»), «Калимат ал-лах» («Божье слово»), «ал-Х̣икма ал-’илахиййа» («Божья премудрость»).
Литература:
Смирнов А.В. Великий шейх суфизма (опыт парадигмального анализа философии Ибн Араби). М., 1993;
Он же. Философия Николая Кузанского и Ибн Араби: два типа рационализации мистицизма. – В кн.: Бог – человек – общество в традиционных культурах Востока. М., 1993, с. 156–75;
Corbin H. L’imagination créatrice dans le soufisme d’Ibn Arabi. P., 1958;
Landau R. The Philosophy of Ibn Arabi. N.Y., 1959;
Deladriere R. La profession de foi d’Ibn Arabi. 1975;
Diyab A.N. The Dimensions of Man in Ibn Arabi’s Philosophy. Cambr., 1981;
Chittick W.C. The Sufi Path of Knowledge: Ibn al-‘Arabi’s Metaphysics of Imagination. Albany, 1989.
также лит. к ст. Суфизм >.
А.В.Смирнов

• - Мухйи ад-дин Абу Абдаллах Мухаммед Б.Алиал-Хатимиат-Таи - арабо-мусульманский философ, суфий и поэт, создатель учения «О единстве бытия» ...

  Философская энциклопедия

• - Мух̣йӣ ад-Дӣн – суфийский философ, мистик и поэт. Известен также как «Великий шейх» ...

  Философская энциклопедия

• - или Аараби-паша - родом феллах из Нижнего Египта, при Саид-паше был принят рекрутом в армию и благодаря своим военным дарованиям скоро добился звания офицера...

  Энциклопедический словарь Брокгауза и Евфрона

• - один из руководителей национально-освободительной борьбы египетского народа в начале 80-х гг. 19 в. См....
• - Абу Бекр Мухаммед, средневековый арабский мыслитель и поэт-суфий. Родился и получил образование в Андалусии, с раннего возраста был близок суфийским кругам...

  Большая Советская энциклопедия

• - средневековый арабский мыслитель и поэт-суфий. Родился и получил образование в Андалусии, с раннего возраста был близок суфийским кругам...

  Большая Советская энциклопедия

• - см....
• - арабский мыслитель и поэт; мистик. Развивал учение суфизма о едином начале бытия и о познании через внутреннее озарение. Основные сочинения: "Каменья мудрости", "Мекканские откровения". Комментарий к Корану...

  Большой энциклопедический словарь

"ИБН ‘АРАБӢ" в книгах

Завоевание Багдада - Дома Мира и Ирак-Араби