Showforum тема творчества в поэзии. Phorum тема творчества в литературе. Тема творчества в русской литературе. Художественное литературное творчество. Задача дипломной работы

ГОУ СОШ с углубленным изучением экономики №1301

Экзаменационные темы в форме собеседования

по литературе

2. Патриотическая тема в произведениях отечественной литературы (Л.Толстой «Война и мир», М.Шолохов «Тихий Дон»).

3. Евангельские мотивы в произведениях русских писателей (Ф.Достоевский «Преступление и наказание», М.Булгаков «Мастер и Маргарита», Л.Андреев «Иуда Искариот»).

4. Тема поколения и образ «лишнего человека» (А.Пушкин «Евгений Онегин», М.Лермонтов «Герой нашего времени», И.Гончаров «Обломов», И.Тургенев «Отцы и дети»).

5. Образ Руси в произведениях русских поэтов (Н.Некрасов «Кому на Руси жить хорошо», С.Есенин, А.Блок).

6. Женские образы в русской литературе 19 века (А.Островский «Гроза». Л.Толстой «Война и мир», «Обломов», «Отцы и дети»).

7. Судьба человека в контексте эпохи (И.Бунин «Господин из Сан-Франциско», «Солнечный удар», «Чистый понедельник», А.Куприн «Гранатовый браслет», Шолохов «Судьба человека»).

8. Тема борьбы добра и зла в произведениях отечественной литературы (Ф.Достоевский, А.Пушкин, М.Булгаков).

1. Тема творчества в лирике русских поэтов 19 и 20 вв. (А. С. Пушкин. М. Ю. Лермонтов, Б. Л. Пастернак).

А.С.Пушкин
Этот вопрос затрагивается в его первом опубликованном стихотворении «К другу стихотворцу» (1814). Поэт говорит о горестях, выпадающих на долю поэтов, которых

Хвалят все, питают - лишь журналы;

Катится мимо их Фортуны колесо...

Их жизнь - ряд горестей, гремяща слава - сон.

Автор советует начинающему поэту быть «спокойным». Он видит назначение поэзии в том, чтобы приносить пользу обществу. По его мнению, «хорошие стихи не так легко писать», но уж если писать, то только хорошие.

В стихотворении 1824 года «Разговор книгопродавца с поэтом» рассудительный книгопродавец замечает:

Не продается вдохновенье,

Но можно рукопись продать.

Стихотворение заканчивается признанием поэтом правоты продавца книг. Заключительные строки стихотворения написаны в прозе. Этот переход на прозаическую речь переносит читателя из мира мечтаний о возвышенном в мир приземленной действительности. В этом стихотворении Пушкин выступил новатором: он впервые выразил реалистическое отношение к деятельности поэта.

В стихотворении «Пророк» (1826) в аллегорической форме рассказывается о преобразовании простого человека в поэта-пророка. «Шестикрылый серафим» наделяет человека «вещими зеницами», необыкновенным слухом, жалом «мудрыя змеи», вместо сердца «вдвигает» ему в грудь «угль, пылающий огнем». Но и этого полного преобразования оказывается недостаточно для того, чтобы человек стал поэтом-пророком, для этого нужна воля Бога:

И бога глас ко мне воззвал:

«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,

Исполнись волею моей,

И, обходя моря и земли,

Глаголом жги сердца людей».

Таким образом, Пушкин в «Пророке» видит назначение поэта и поэзии в том, чтобы «глаголом жечь сердца людей».

Через два года было написано стихотворение «Поэт и толпа», обличающее отношение светской «черни» к поэту.

Зачем так звучно он поет?..

Как ветер песнь его свободна,

Зато как ветер и бесплодна:

Какая польза нам от ней?

Однако поэт также выражает свое отношение к «черни»:

Подите прочь - какое дело

Поэту мирному до вас!

В разврате каменейте смело,

Не оживит вас лиры глас!

По мнению Пушкина, поэты рождаются «для вдохновенья, для звуков сладких и молитв». Поэт - сложное существо, отмеченное свыше, наделенное частью созидающей силы господа Бога, но в то же время он - обычный живой земной человек. Бог шлет поэту вдохновенье, и тогда -

Душа поэта встрепенется,

Как пробудившийся орел.

Пушкин создает образ поэта, борющегося за свободу выражения своих мыслей, за правдивость поэзии, за свою независимость от власти денег и толпы. Так, в стихотворении «Поэту» (1830) автор обращается к поэту:

Поэт! не дорожи любовию народной.

Восторженных похвал пройдет минутный шум;

Услышишь суд глупца и смех толпы холодной:

Но ты останься тверд, спокоен и угрюм.

При этом участь поэта - быть одиноким человеком. Пушкин призывает поэта идти «дорогою свободной, куда влечет тебя свободный ум». Тему взаимоотношения толпы и художника Пушкин продолжает в стихотворении «Эхо» (1831). Автор сравнивает творческую деятельность поэта с эхом:

На всякий звук

Свой отклик в воздухе пустом

Родишь ты вдруг...

Тебе ж нет отзыва... Таков

И ты, поэт!

Своего рода поэтическим завещанием Пушкина явилось стихотворение «Я памятник себе воздвиг нерукотворный» (1836), написанное за полгода до смерти. Оно восходит к оде римского поэта Горация «К Мельпо­мене», стихотворениям Ломоносова, Державина.

Пушкин выделил существенное качество своего творчества - служение народу, а также то, «что чувства добрые пробуждал» своим поэтическим творчеством:

И долго буду тем любезен я народу,

Что чувства добрые я лирой пробуждал,

Что в мой жестокий век восславил я Свободу

И милость к падшим призывал.

Поэт, по мнению Пушкина, должен ни от кого не зависеть, ни перед кем «не клонить гордой головы», а достойно выполнять свое предназначение - «глаголом жечь сердца людей». Еще в пятнадцать лет в стихотворении «К другу стихотворцу» Пушкин заявил:

И знай, мой жребий пал, я лиру избираю.

Пусть судит обо мне как хочет целый свет,

Сердись, кричи, бранись, - а я таки поэт.

Позже Пушкин скажет: «Цель поэзии - поэзия», - и останется верен этому до конца.

1) Процесс творчества, его цель и смысл, взаимоотношение поэта с читателем;

2) Взаимоотношение поэта с властью и самим собой.

Все эти аспекты представлены у Пушкина и на протяжении его творчества тема проходит эволюцию (развивается)

Тема поэта и поэзии традиционна в русской и европейской литературе.

Обращаясь к ней, Пушкин ведет диалог со своими предшественниками:

- Гораций (Др. Рим)

- Овидий

- Ломоносов и Державин

Тема проходит через все творчество Пушкина. Его первым опубликованным стихотворением было «К другу стихотворцу» 1814. И последнее стихотворение к этой теме было «Я памятник себе воздвиг нерукотворный» 1836.

В своем творчестве Пушкин выстроил концепцию о месте поэта в мире, о взаимоотношениях поэта и общества, о творческом процессе.

1. 
   Тема поэта и поэзии – сквозная
2. 
   Тема гражданской личности поэта в стихотворении «Лицинию»
3. 
   Тема избранного круга поэтов, противопоставление поэта толпе «Жуковский»
4. 
   Два образа поэта в поздней лирике Пушкина – Поэт как пророк – «Пророк» , Поэт как Жрец – «Поэт и толпа» .
5. 
   Судьба поэта в творчестве Пушкина символически выраженная мысль об одной судьбе поэта – «Орион» . Творчество выражает обычного в жизни человека над другими. Посмертная слава, которая отождествляется с вечной жизнью – «Памятник ».
6. 
   Поэт и Царь. Мотив духовного соперничества поэта и Царя. Утверждение права на полную свободу творчества. 1828 – «Друзья» .

«Пророк» - 1826 г.

По дороге из Михайловского в Москву, куда опальный Пушкин ехал на встречу с Царем. В представлении романтиков поэт и пророк сливались в одном человеке, но Пушкин считает иначе. Поэт и пророк имеют немало общего, так как Бог призывает обоих к служению. Однако в стихотворениях Пушкина они не сливаются в одном существе. Потому что поэт живет среди людей, пока не захвачен вдохновением.

От поэта пророка люди ждут огненных слов. Бог посылает пророка в мир, чтобы»глаголом жег людские сердца». Пророк – величественное порождение Бога – исполнитель воли Бога. Самое главное у Бога есть главное – собственная воля, он не является исполнителем воли Бога. Бог избирает его для творчества.

Пророка и поэта роднит способность видеть мир таким, какие его никогда не увидит простой человек: они оба видят скрытые, тайные стороны. Но пророк не использует это всевидение для творчества. Пророк поправляет мир, поэт окрашивает его.

Пророк несет людям слово божье, поэт создает свои слова, но оба они обращаются к людям, открывая правду о земле и небе.

«Памятник» - 1836 г.

1. 
   Тема поэта и поэзии
2. 
   Проблема поэтической славы, поэтического бессмертия.
3. 
   Жанр – «Ода» Специфика стихотворения продиктована традицией. Стихи написаны как своеобразное подражание стихотворению Державина «Памятник», который в свою очередь является переделкой оды Горация. Эпиграф к своему стихотворению Пушкин заимствовал у Горация. Пушкин пытается показать, в чем его заслуга перед Россией: «И долго буду тем любезен я народу». Он знает, что непосвященные именно так определяют достоинства его поэзии, и призывает музу не оспоривать глупца.
4. 
   Средства поэтической выразительности:

- Эпитеты – Памятник нерукотворный, в заветной лире, мой жестокий век, главой непокорной.

Метонимия – Чувства добрые я лирой пробуждал

Синекдоха – и назовет меня всяк сущий мне язык.

Олицетворение – велению божию о муза будь послушна.

М.Ю.Лермонтов
В лирике Лермонтова мы находим основные темы русской поэзии 19-го века. В поздней лирике Лермонтова звучит настойчивый призыв, обращенный к поэту: не пиши стихов! Как же понимать отказ от поэтической речи? Ведь лирический герой Лермонтова – поэт-пророк, оказывается, поэт молчит не потому что слаб, а потому что поэт слишком причастен к небу и бездне.

В стихотворении «Журналист, Читатель и Писатель» указаны два основных источника поэтического вдохновения. Светлое начало творчества от Бога, а другое от Демона.

Но к какому бы полюсу ни стремился бы поэт, он все равно не совместим с веком, с сегодняшней толпой.

Поэт мог и должен бы служить народу былого времени – богатырям в сравнении с нанешним племенем – «Поэт» 1838

Но сделать свой божественный дар игрушкой золотой или выставить его на продажу помтыдно для избранника высших сил.

По Лермонтову у поэта есть два варианта:

Мирный уход из этого мира;

Безнадежная война с поколением, обществом, миром людей. Обличение и месть «посредством железного стиха, облитого горечью и злостью» - «Как часто пестрою толпою окружен».

«Пророк» - 1841 г.

Речь идет приобщении человека у тайным бытиям – стихотворение продолжает Пушкинского «Пророка», но не похоже ни по содержанию, ни по стилю. «Провозглашать я стал любви».

Люди с ним не разговаривают, гонят его прочь, слушают его мольно звезды в пустыне, где ему покорна и тварь земная.

Лермонтов вошел в литературу со словами «Невольник чести» - «Смерть поэта», а ушел из жизни со словами «Злобных правителей пророка как презирают все его». Бог с ним также на говорит, но он оставил не пророка, а людей, гонящих его.

Однако пророк остается пророком когда остается пророком, когда ему никто не верит, потому что он сам верит в себя.

Б.Л.Пастернак
В 20-м веке мотив ненужности, непонятности продолжается. Пастернак «Быть знаменитым некрасиво».

Своеобразен взгляд поэта на взаимоотношения лирического творчества и действительности. По глубокому убеждению Б. Пастернака, подлинным творцом является не человек, а природа. И потому стихи - не творение конкретной личности, а прямое следствие жизни. Художник - тот, кто помогает творчеству приро­ды, ничего не выдумывая, ничего не привнося от себя:

Бывало, снег несет вкрутую,

Что только в голову придет.

Я сумраком его грунтую

Свой дом, и холст, и обиход.

Всю зиму пишет он этюды,

И у прохожих на виду

Я их переношу оттуда,

Таю, копирую, краду.

О том, что искусство зарождается в недрах природы, написаны многие стихи Б. Пастернака. Природа поэтична изначально, поэт же только соавтор, соучастник, он лишь проясняет эту поэтичность. Следствием этого прояснения является то, что Б. Пастернак посто­янно применяет литературные термины к явлениям природы:

Для этой книги на эпиграф Пустыни сипли...

Отростки ливня грязнут в гроздьях И долю, долю, до зари, Кропают с кровель свой акростих, Пуская в рифму пузыри.

Отождествление поэта и природы, передача авторских прав пей­зажу - все это, в сущности, служит одной-единственной цели. Стихи, сочиненные самой природой, не могут быть подделкой. Так автор утверждает подлинность написанного. Подлинность, достоверность, по Б. Пастернаку, - главная особенность истинного искусства. Ка­ким же образом достигается эта подлинность? Самое важное здесь - «не исказить голоса жизни, звучащего в нас». Поэтому обостренная впечатлительность, повышенная восприимчивость ко всем ощущени­ям, ко всем движениям окружающего мира - главная черта подлин­ной поэзии. Так возникает у Б. Пастернака образ «поэзии-губки», раз­вернутый в одном из ранних стихотворений:

Поэзия! Греческой губкой в присосках

Будь ты, и меж зелени клейкой

Тебя б положил я на мокрую доску

Зеленой садовой скамейки.

Расти себе пышные брыжжи и фижмы,

Вбирай облака и овраги,

А ночью, поэзия, я тебя выжму

Во здравие жадной бумаги.

Искусство в таком понимании предполагает обновленный взгляд на мир, который как бы впервые увиден художником. Б. Пастернак считал, что творческий процесс начинается тогда, когда «мы переста­ли узнавать действительность», когда поэт начинает говорить о ней, как Адам, - как будто бы раньше о ней не было сказано ни слова. Поэтому Б. Пастернак в своей лирике постоянно подчеркивает не­обычность самых обыденных явлений, предпочитая ее всякого рода экзотике и фантастике. Простое утреннее пробуждение таит в себе новый взгляд на мир («Я просыпаюсь. Я объят открывшимся»). Поэт ощущает первозданную новизну всего, что происходит вокруг («Вся степь, как до грехопаденья...»).

Поздняя лирика Б. Пастернака добавляет к пониманию поэтиче­ского творчества важные моменты. Идея нравственного служения здесь преобладает надо всем, и если раньше поэзия определялась как губка, то теперь, не отменяя прошлого, господствует иной мотив: Цель творчества - самоотдача, А не шумиха, не успех. Позорно, ничего не знача, Быть притчей на устах у всех. Поэзия в его понимании - непрестанный труд души, движение, в котором главное - не итоги, а открытия. Совершая открытия, поэт делится ими с другими людьми, делает все возможное, напря­гает все душевные силы, чтобы быть понятым. И это для поэта го­раздо важнее, чем слава и успех, потому что поэт прежде всего сви­детельствует каждым своим произведением о величии жизни, о неизмеримой ценности человеческого существования.

2. Патриотическая тема в произведениях отечественной литературы (Л.Толстой «Война и мир», М.Шолохов «Тихий Дон»).
Л.Толстой «Война и мир»
Повествование о войне 1812 года Л. Н. Толстой начинает с суровых и торжественных слов: «12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей чело­веческой природе событие». Толстой прославляет великий подвиг русского народа, показывает всю силу его патриотиз­ма. Он говорит о том, что в Отечественной войне 1812 года «цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия». К осуществлению этой цели были устремлены помыслы всех подлинных патриотов - от главнокомандующего Кутузова до рядового солдата.

К этой же цели стремятся и главные герои романа - Анд­рей Болконский и Пьер Безухов. За эту великую цель отдает жизнь юный Петя Ростов. Победы над врагом страстно жела­ют Наташа Ростова и Марья Болконская.

Князя Андрея известие о вторжении вражеских войск в Россию застало в Молдавской армии. Он немедленно попро­сил фельдмаршала Кутузова перевести его в Западную ар­мию. Здесь ему было предложено остаться при особе госуда­ря, но он отказался и потребовал назначения в полк, чем «навеки потерял себя в придворном мире». Но это мало за­ботило князя Андрея. Даже его личные переживания - из­мена Наташи и разрыв с ней - отошли на второй план: «Но­вое чувство озлобления против врага заставило его забывать свое горе». Чувство ненависти к врагу слилось у него с дру­гим - «отрадным, успокоительным чувством» близости к настоящим героям - солдатам и боевым командирам. Бо­родинское сражение стало последним в жизни князя Андрея. Пьер Безухов в первые недели войны был настолько охвачен своими личными переживаниями, связанными с охватившим его чувством к Наташе Ростовой, что все про­исходящее вокруг него казалось ему неважным и неинтерес­ным. Но когда известия о близящейся катастрофе дошли до его сознания, он загорелся идеей, что ему предназначено «по­ложить предел власти зверя», и решил убить Наполеона. Встреча с солдатами и ополченцами в Можайске, а также присутствие при Бородинском сражении привели к глубо­чайшим переменам в его сознании.

Пьеру захотелось вырваться из привычного жизненного круга и отказаться от своего богатства. Он понял, что «все это, ежели и стоит чего-нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить». Его охватило желание стать солдатом: «Войти в эту общую жизнь всем существом, про­никнуться тем, что делает их такими». Перед ним встал воп­рос: «Как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бре­мя этого внешнего человека?» Пьер решил соединить свою судьбу с судьбой своего народа. И когда он попал в плен, созна­ние правильности выбранного им пути помогло ему перенести тяжелейшие моральные и физические страдания.

Наташа Ростова в канун войны переживала личную траге­дию - разрыв с любимым человеком. Ей казалось, что жизнь ее кончилась и «то состояние свободы и открытости для всех радостей никогда уже не возвратится больше». Наташа была тяжело больна, и, казалось, не было даже надежды на ее выз­доровление. Но, несмотря на это, она очень близко к сердцу приняла народное бедствие. Ее чувство патриотизма со всей яркостью проявилось в сцене подготовки к отъезду из Моск­вы. Она была потрясена, узнав, что, в то время как они зани­мают своими вещами подводы, раненых приказано оставлять в Москве. «С изуродованным злобой лицом» она ворвалась в комнату к родителям и буквально приказала им отдать под­воды для раненых. В ней проснулась ее натура - порывистая и огневая. Таким образом, произошло возвращение Наташи к жизни, как бы ее второе рождение.

С какой самоотверженностью она ухаживала за раненым князем Андреем! Судьба уготовила ей новые тяжелые испы­тания - потерю любимого человека (теперь уже навсегда), а вскоре и смерть младшего и любимого брата Пети. Но даже в минуту страшного горя и отчаяния Наташа не может думать только о себе. Она день и ночь ухаживает за матерью, которая слегла после получения известия о гибели сына.

Можно смело утверждать, что война оказалась суровой проверкой для всех героев романа. Толстой, поставив их пе­ред лицом смертельной опасности, дал им возможность про­явить все те человеческие качества, на которые они способ­ны. И князь Андрей, и Пьер, и Наташа выдержали испытание, что заставило читателей проникнуться к ним еще большей симпатией, преклониться перед их стойкостью и отвагой.
М.Шолохов «Тихий Дон»
После пугачевского бунта, привлеченное большими льготами, стало казачество

опорой русским царям, воевало за них и за славу России.

Конец этой жизни и описывает в первых книгах «Тихого Дона» Шолохов.

Веселую, радостную, полную труда и приятных забот жизнь казаков прерывает

первая мировая война. И с ней безвозвратно рушится вековой уклад. Хмурые

ветры задули над донскими степями.

Ходят казаки на поле брани, а запустение, словно вор, закрадывается в

хутора. И все же воевать - дело для казаков привычное, а вот революция...

Февраль 1917... Царь, которому они присягали, оказался низвергнутым. И

заметались казаки, служившие в армии: кому верить, кому подчиняться?

Особенно сложно было решать в дни Корниловского мятежа. Главнокомандующий

Корнилов зовет свергнуть революционную власть Временного правительства. В

конце концов казаки поворачивают назад от Петрограда. А тут новая,

Октябрьская революция. И вновь смута в душе у донцов. Чью сторону принять?

Что обещают большевики? Землю? Так у них ее довольно. Мир? Да, война

надоела...

Главный герой романа «Тихий Дон» Григорий Мелехов мучается теми же

сомнениями, что и остальное казачество. Вначале ему кажется прав Изварин,

который говорит: «Нам необходимо свое, и прежде всего избавление казаков от

всех опекунов - будь то Корнилов, или Керенский, или Ленин. Обойдемся на

своем поле и без этих фигур. Избавь, Боже, от друзей, а с врагами мы сами

управимся».

Но после встречи с Подтелковым склоняется Григорий к красным, воюет на их

стороне, хотя душой еще никак не пристанет к какому-то берегу. После

ранения под станицей Глубокой едет он в свой родной хутор. И тяжко в груди

противоречиво. Трудно нащупывалась верная тропа; как в топкой гати,

выбилась под ногами почва, тропа дробилась, и не было уверенности - по той

ли, по которой надо, идет».

Особенно тягостны воспоминания о расстреле офицеров красноармейцами,

начатом по команде Подтелкова. Так начиналось великое истребление

казачества советской властью, которое именовалось «расказачиванием».

Говорят, Я. М. Свердлов, с согласия ЦК, давал команду брать заложников и

расстреливать всех, кто так или иначе противился новой власти.

Не нашел своего места Мелехов среди тех, кто хотел установить чуждый

донцам порядок. И вот уже он вместе с другими односельчанами выступает

биться с Подтелковым.

Трагично рисует писатель пленение отряда Подтелкова. Встречаются вдруг

однокашники, кумовья, просто люди, верящие в одного Бога, которые раньше

могли назвать друг друга земляками. Радостные возгласы, воспоминания. А

назавтра пленных казаков ставят к стенке... Разливается кровавая река по

донской земле. В смертельной драке брат идет на брата, сын на отца. Забыты

доблесть и честь, традиции, законы, рушится жизнь, налаживаемая веками. И

вот уже Григорий, ранее внутренне противившийся кровопролитию, легко сам

решает чужую участь.

И началось время, когда менялась власть, а вчерашние победители, не успев

казнить противников, становятся побежденными и преследуемыми. Жестоки все,

даже женщины. Вспомним очень сильную сцену, когда Дарья убивает Котлярова,

считая его убийцей своего мужа Петра.

И все же советская власть кажется чуждой большинству казачества, хотя

такие, как Михаил Кошевой, были верными ей с самого начала. В конце концов,

начинается широкого повстанческое движение против нее. Поднаторевший в

политике Осип Штокман главную причину антисоветских восстаний на Дону видит

в кулаках, атаманах, офицерах, богатеях. И не желает понять, что никому не

дано право безнаказанно ломать чужую жизнь, навязывать силой новый порядок.
Григорий становится одним из крупных военачальников повстанцев, показывая

себя умелым и опытным командиром. Но что-то уже ломается в душе его от

многолетнего военного убийства: все чаще он пьянствует и путается с

женщинами, забывая о семье, все безразличнее становится к себе.

Восстание разгромлено. И вновь судьба совершает с Мелеховым переворот.

Его насильно мобилизуют в Красную Армию, где он и воюет с Врангелем.

Устал человек от семилетней войны. И хотел жить мирным крестьянским

трудом вместе с семьей. Возвращается в родные места. Не осталось в хуторе

татарской семьи, которую бы не обездолила братоубийственная война. Во

многом верными оказались слова одного из героев, что «нету казакам больше

жизни, и казаков нету!»

На пепелище пытается возродить жизнь Григорий, но не дает ему этого

советская власть. Грозит тюрьмой (а может, и расстрелом, если дело дошло бы

до неправого и скорого суда) за то, что прежде воевал против нее. И

выступает эта власть от лица родственника Григория - Кошевого. А тут

подоспела продразверстка. И объединились недовольные вновь в отряд Фомина.

Ушел и Григорий. Однако уже устали казаки от войны, да и власть пообещала

не мешать им трудиться и крестьянствовать. (Обманула, как выяснилось позже,

дав покой лишь на несколько лет!)

И у Фомина - тупик. Великая трагедия Григория Мелехова в том, что в

кровавой круговерти исчезло все: родители, жена, дочь, брат, любимая

женщина. В самом конце романа устами Аксиньи, объясняющей Мишатке, кто его

отец, говорит писатель: «Никакой он не бандит, твой отец. Он так...

несчастный человек». И сколько сочувствия в этих словах.

Со смертью Аксиньи Григорий теряет последнюю надежду. Он идет к родному

дому, где он уже не хозяин. Верой и жизнелюбием наполнена последняя сцена

романа. Григорий у порога родного дома, на руках у него сын, последнее, что

осталось от прошлой жизни.

Но жизнь продолжается.

Революция причинила много горя Григорию Мелехову и всему казачеству. И

была она только началом испытаний, выпавших на долю этой части нашего

народа. Но не умерло казачество. Живо и возрождается. Радостно видеть все

чаще на экранах синюю казачью форму, бравые лица.

3. Евангельские мотивы в произведениях русских писателей (Ф.Достоевский «Преступление и наказание», М.Булгаков «Мастер и Маргарита», Л.Андреев «Иуда Искариот»).
Ф.Достоевский «Преступление и наказание»
Достоевский в записях последней редакции романа «Преступление и наказание» так формулирует его основную мысль: идея романа – православное воззрение, в чем есть православие. Нет счастья в комфорте, покупайте счастье страданиями. Таков закон нашей планеты, но это непосредственное создание, чувствуемое житейским процессом, - есть такая великая радость, за которую можно заплатить годами страданий.

Человек не рождается для счастья. Человек заслуживает свое счастье всегда страданиями, ибо жизненное знание и сознание приобретается опытом про и контро (за и против), которое нужно протащить на себе.

Главного героя романа Р-ва, убийцы Алены Ивановны и сестры ее Елизаветы, после того как он ушел от самых близких для него людей, тянет к Соне, живущей по желтому билету, такой же как и он грешнице.

«Мы вместе прокляты, вместе и пойдем. Разве ты не то сделала? Ты тоже переступила, смогла переступить».

Вынужденный оставить университет, доведенный до последней степени унижения, страдающий от оскорбленной гордости, сострадающий опустившемуся чиновнику Мармеладову, его чахоточной жене, детям, он приходит к мысли о том, что богатую, отвратительную, бесполезную старуху необходимо уничтожить.

С одной стороны, доведенный до отчаяния, он отваживается изменить всю систему ценностей, уйти от сложившейся общественной иерархии, где низшие ступени занимают бедные обитатели Петербургских углов, а верхние – сильные мира сего. Р-в убежден, что есть иная шкала отсчета: право имеющие и твари дрожащие.

Великая гордость, великая любовь Р-ва делают мотивы убийства взаимоисключающими. Р-в не доказал себе, что он великий человек, не стал для себя Наполеоном. Совесть, живущая в нем и бесконечно заставляющая его мучиться памяти пролитой крови, приносит понимание того, что страшная жизнь его до преступления была раем по сравнению с тем, что он испытал после убийства. Итак, Р-в создает свою теорию на основании которой все люди делятся на два разряда: твари дрожащие и право имеющие.

Для Достоевского, человека глубоко религиозного, смысл человеческой жизни заключается в постижении христианских идеалов любви к ближнему. Рассматривая с этой точки зрения преступление Раскольникова, он выделяет в нем в первую очередь факт преступления нравственных законов, а не юридических. Родион Раскольников - человек, по христианским понятиям глубоко грешный. Имеется в виду не грех убийства, а гордыня, нелюбовь к людям, мысль о том, что все - "твари дрожащие", а он, возможно, "право имеет". "Право имеет" использовать других как материал для достижения своих целей.

Когда начинается разговор о статье Р-ва, о выраженных в ней идеях, следователь Порфирий Петрович обращается к совести и Р-в, так боявшийся проговориться, неожиданно проговаривается, когда задумчиво, даже не в тон говорит: «Страдания и боль всегда обязательны для широкого сознания и глубокого сердца. Истинно великие люди, как мне кажется, должны ощущать на свете великую грусть».

Никакие рациональные построения, проведенные преступлением, не уничтожают того, что неистребимо в душе Р-ва, поэтому можно поверить герою, когда он говорит Порфирию, что верит в Бога, в воскрешение Лазаря. Вопрос о том, верует ли Р-в в воскрешение Лазаря имеет очень серьезное значение в сюжете романа и в развитии характера героя.

На 4-й день после убийства старухи процентщицы Р-в пошел к дому на канаве, где жила Соня. Им движет желание идти одной дорогой с «великой грешницей» и предчувствие того, что благодаря ей, он спасется для новой, счастливой жизни.

Любимые герои Достоевского, творящие добро, отрекающиеся от себя ради ближнего, корящие себя за то, что мало еще делают добра, свято верят в то, что в сострадании и в самоотречении и есть проявление воли Божьей.

Не случайно поэтому на вопрос Р-ва молится ли она богу, Соня отвечает: «Что ж бы я без Бога-то была?»

Облик ее, слабый болезненный с кроткими глазами, сверкавшими, когда речь заходила о самой для нее сокровенном, производит неожиданное впечатление на Р-ва. Припав к ногам Сони, он кланится всему траданию человеческому. Читая Р-ву о воскрешении Лазаря, Соня надеется изменить его сознание, что он уверует.

Достоевский, разумеется, не согласен с философией Раскольникова, и заставляет его самого отказаться от нее. Можно сказать, что сюжет имеет зеркальный характер: сначала преступление христианских заповедей, потом убийство; сначала признание убийства, затем постижение идеала любви к ближнему, истинное раскаяние, очищение, воскрешение к новой жизни.

«Воскрешение» Р-ва не стало чудом подобно чудесному воскрешения Лазаря. Герой должен пройти еще извилистый, мучительный путь, должен пройти через неудачное покаяние на площади, через признание в квартале в двойной убийстве, признание того, что он, Р-в, невеликий человек, и только после этого, в муках расставшись с гордыней, «воскресает» Р-в. Для героя Достоевского это было начало, где вместо диалектики наступила жизнь и в сознании должно было выработаться что-то совершенно другое. Так заканчивается роман для героя, но по Достоевскому воскрешение человечества далеко впереди.

М.Булгаков «Мастер и Маргарита»
События, описанные в Евангелии, в течение многих сотен лет продол­жают оставаться загадкой. До сих пор не умолкают споры об их реальнос­ти и, прежде всего, о реальности личности Иисуса. М. А. Булгаков попытался изобразить эти события по-новому в романе «Мастер и Маргарита», пред­ставляя нам, читателям, своеобразное «Евангелие от Булгакова».

В романе «Мастер и Маргарита» внимание писателя направлено всего на один эпизод земного пути Христа: столкновение с Понтием Пилатом. Не глубины христианской метафизики интересуют Булгакова. Мучитель­ные личные отношения с властью, грубо вторгающейся в его дело и жизнь, заставляют писателя выбирать в евангельском сюжете те эпизоды, кото­рые глубже всего заставляет переживать собственная эпоха: преследова­ние, предательство, неправый суд...

Евангельский Пилат также не находил вины за Иисусом и «искал отпустить его», т.е. смысл событий Булгаков сохранил. Но в отличие от канонических текстов в романе, написанном Мастером, Понтии Пилат -один из основных героев. Оттенки его настроения, колебания, эмоции, ход его мыслей, беседы с Иешуа, процесс принятия окончательного решения, получили в романе яркое художественное воплощение.

Единственное, что мы узнаем о Пилате из Евангелия - это то, что он был уверен в невиновности Иисуса и «умыл руки перед народом и ска­зал: невиновен я в крови праведника сего». Из романа «Мастер и Марга­рита» мы узнаем много подробностей о Пилате. Мы узнаем, что он стра­дает гемикранией, что он не любит запах розового масла и что единствен­ное существо, к которому он привязан и без которого не может жить, -

это его собака.

Иешуа привлекает Пилата не как целитель (хотя с его появлением головная боль Пилата прошла), а как человек: Пилат увидел в нем на­стоящую человеческую душу. Его поражает неумение Иешуа говорить неправду. Особенно запоминается Пилату фраза «трусость - один из глав­ных пороков человечества». Позже уже сам Пилат скажет, что «тру­сость - самый главный порок человечества».

Вероятно, по Булгакову, грех Пилата - грех страха, страха открыто и смело высказать свои мысли, защитить свои убеждения, друзей - был осо­бенно понятен людям эпохи, которая пугала грубо и изощренно. И для лучшего раскрытия образа Пилата Мастер иногда позволяет себе отход от евангельской трактовки событий.

Еще одно различие - это судьба Иуды. У М. А. Булгакова Иуда - кра­сивый молодой человек (кстати, интересно, насколько различно рисуют один и тот же образ разные авторы: у Л. Андреева Иуда, наоборот, чрезвычайно уродлив). Он предает Иешуа потому, что это считается нормой, потому, что делают все и не сделать это, значит не выполнить свой долг. Он предает

Иешуа за тридцать серебренников так же, как и евангельский Иуда, но, в отличие от Евангелия, в «Мастере и Маргарите» Иуду не терзает раская­ние. И после предательства он со спокойной душой идет на свидание. Далее сюжет романа еще сильнее отличается от евангельского сюжета: Иуду убивают по приказу Понтия Пилата, который хочет таким образом хоть как-то искупить свою вину перед Иешуа.

Пилат был наказан самым страшным наказанием - бессмертием (вспомним горьковского Ларру). И освободить его просит не кто иной, как Иешуа (что еще раз доказывает, что он не может творить чудеса).

Сразу же возникает вопрос: почему булгаковская трактовка евангель­ских событий так сильно отличается от Евангелия? Конечно же, нельзя сослаться на то, что М. А. Булгаков плохо знал Евангелие: будучи сыном профессора духовной академии, будущий писатель был знаком с каноном как никто другой. Причина такой трактовки состоит в том, что Булгаков проводит параллель между древним Ершалаимом и современной ему Москвой. Писатель показывает, что спустя почти две тысячи лет психо­логия людей не изменилась. Действительно, если внимательнее посмот­реть на Иуду у М. А. Булгакова, то в нем можно увидеть типичного совет­ского обывателя двадцатых-тридцатых годов прошлого века, для которо­го предать своего друга, соседа или даже родственника - обычное дело. И фраза о трусости относится не только к Пилату, она вне времени.

Л.Андреев «Иуда Искариот»
Иуда Искариот – это не только версия Евангелие, но и повествование о людях страстях, о любви и предательстве. Евангельский Иуда почти лишен конкретных человеческих черт.

«Это предатель в абсолюте оказавшийся в узком круге людей, понимавших мессию, но предавших его».

Толпа не ведает что творит, а Иуда ведает и потому он настоящий преступник, справедливо проклятый всем христианским миром.

Ему нет прощенья, т.к. он творит зло сознательно.

Иуда у Андреева - это не символ, а живой человек.

В нем переплелись множество страстей и чувств. Он любит Христа и обижен им, тем, что Иоанн, а не он является любимым учеником Иисуса.

Оказывается от ревности до преступления одни шаг. Иуда не ради денег совершает свое преступление как в Евангелие, им движет обиженная любовь.

Главная мысль Андреева – любовь не должна быть обиженной, она должна быть благородной.

Не только от обиды и любви совершает Иуда свой поступок.

В отличие от других учеников, он хочет любить Христа деятельной любовью, не только слушать его, верить в него, но сделать так, чтобы все иудеи пошли за Христом.

Иуда совершает свой предательство, т.к. рассчитывает на то, что увидев страдания Христа, они поднимут восстание и свергнут римлян и Фарисеев.

Иуда не только предатель, но и провокатор.

Он рассуждает так, что если толпа спасет Иисуса, пойдет за ним, его предательство будет оправдано и послужит благой цели, а если нет, то для кого учения Христа.

Для людей, которые настолько трусливы, что оставили в беде своего учителя.

Андреев доказывает, что никакая цель не оправдывает нечистые неблагородные средства, поэтому в финале Иуда не торжествует, а заканчивает жизнь самоубийством.
4. Тема поколения и образ «лишнего человека» (А.Пушкин «Евгений Онегин», М.Лермонтов «Герой нашего времени», И.Гончаров «Обломов», И.Тургенев «Отцы и дети»).

"Лишний человек" Онегин

Около девяти лет, почти половину своей творческой жизни, отдал Пушкин созданию романа, вложив в него плоды "ума холодных наблюдений и сердца горестных замет".

При всей широте тематики романа "Евгений Онегин" - это прежде всего роман об умственной жизни и исканиях русской дворянской интеллигенции 20-х годов XIX века. К созданию образа своего современника Пушкин обращался в ранних романтических произведениях, например, в "Кавказском пленнике". Однако герой этого произведения не удовлетворил автора, так как он получился романтичным. Обстоятельства, в которых он действовал, были тепличными, прошлое его оставалось туманным, причины разочарованности - неясными. Поэтому к мысли создать типичный образ современника Пушкин возвратился в главном произведении - романе "Евгений Онегин".

Теперь перед нами также разочарованный герой, и в этом можно увидеть связь с романтическими поэмами, однако изображен он совсем иначе: подробно описано его воспитание, образование, среда, в которой он родился и живет. Поэт не только указывает явные признаки его разочарованности, но ставит своей целью объяснить причины, ее породившие.

Понятие "лишний человек" появилось в 1850 году, когда вышел "Дневник лишнего человека" И. С. Тургенева. Однако же у Пушкина в его черновиках мелькает замечание о том, что Онегин на светском рауте "как нечто лишнее стоит", и именно Пушкин впервые в русской литературе создает образ "лишнего человека".

Онегин - "светский петербургский молодой человек", столичный аристократ; "Забав и роскоши дитя", он получил типичное для аристократической молодежи того времени домашнее образование и воспитание под руководством француза-гувернёра, который, "чтоб не измучилось дитя, учил его всему шутя, не докучал моралью строгой..."

Онегин ведет типичную для "золотой молодежи" того времени жизнь: балы, рестораны, прогулки по Невскому проспекту, посещение театров. На это ушло у него восемь лет. Но Онегин выделяется из общей массы аристократической молодежи. Пушкин отмечает его "мечтам невольную преданность, неподражательную странность и резкий, охлажденный ум", чувство чести, благородство души. Это не могло не привести Онегина к разочарованию в жизни, в светском обществе.

Хандра и скука овладели Онегиным. Отойдя от "света пустого", он пробует заняться какой-либо полезной деятельностью. Из попытки писать ничего не вышло. У Евгения не оказалось призвания: "зевая, за перо взялся", да и привычки к труду у него нет: "труд упорный ему был тошен". Попытка борьбы с "душевной пустотой" посредством чтения тоже оказалась безуспешной. Книги, которые он читал, или не удовлетворяли, или оказывались созвучными его мыслям и чувствам и только укрепляли их.

И вот Онегин пытается заняться устройством жизни крестьян в имении, которое он получил в наследство от дяди:

Ярем он барщины старинной

Оброком легким заменил...

Однако, вся его деятельность помещика-хозяина этой реформой и ограничилась. Прежние настроения, хотя и несколько смягченные жизнью на лоне природы, продолжают владеть им. Он везде чувствует себя чужим и лишним: и в великосветских, и в провинциальных гостиных. Ему было тяжело и несносно видеть пред собою

Одних обедов длинный ряд,
Глядеть на жизнь как на обряд
И вслед за чинною толпою
Идти, не разделяя с ней
Ни общих мнений, ни страстей.

Незаурядный ум Онегина, его свободолюбивые настроения и критическое отношение к действительности ставили его высоко над "светской чернью" , особенно среди поместного барства, тем самым обрекая на полное одиночество. Порвав со светским обществом, в котором он не нашел ни высоких интересов, ни настоящих чувств, а лишь пародию на них, Онегин теряет связь с людьми.

От "душевной пустоты" не смогли спасти Онегина и такие сильные чувства, как любовь и дружба. Он отверг любовь Татьяны, так как выше всего ценил "вольность и покой", не сумел разглядеть всю глубину ее души и ее чувства. Пресытившись любовью светских дам, Онегин разочаровался в этом чувстве. Его отношение к любви рассудочно и притворно. Оно выдержано в духе усвоенных светских "истин", главная цель которых - обворожить и обольстить, казаться влюбленным.

Как рано мог он лицемерить,

Таить надежду, ревновать,
Разуверять, заставить верить,
Казаться мрачным, изнывать.

И, наконец, дружба Онегина с Ленским окончилась трагически. Как бы благородный ум Онегина ни протестовал против поединка, верх все-таки взяли социальные условности, сформированные светом. Онегин убил своего друга Ленского, так как не смог возвыситься над общественным мнением того поместного дворянства, которое он внутренне презирал. Он испугался "шепота, хохотни глупцов", сплетен Зарецких, Петушковых, Скотининых.

И вот общественное мненье,
Пружина чести, наш кумир.
И вот на чем вертится мир! -

восклицает Пушкин. Итог жизни Онегина безрадостен:

Дожив без цели, без трудов
До двадцати шести годов,
Томясь в бездействии досуга
Без службы, без женыя, без дел,
Ничем заняться не умел...

В. Г. Белинский назвал Онегина "эгоистом поневоле", "страдающим эгоистом", Потому что таковым "сильную, недюжинную натуру" сделало общество. "Зло скрывается не в человеке, но в обществе", - писал критик. Скептицизм Онегина, разочарование - это отражение общего "недуга новейших россиян", который охватил в начале века значительную часть дворянской интеллигенции. Пушкин осуждает не столько героя, сколько светскую среду, сформировавшую его как личность.

Очевидно, что Онегины обречены на бездействие. Превращение Онегина в "лишнего человека", безусловно, было неизбежным в то время. Он относился к той просвещенной части дворянской интеллигенции, которая избегала служить царизму, не желала быть в рядах молчалиных, но стояла и в стороне от общественной деятельности. Несомненная заслуга Пушкина в том, что он в своем романе показал трагедию "лишних людей" и причины появления их в среде дворянской интеллигенции 20-х годов XIX века.

В статье представлена небольшая подборка стихотворений, посвященных теме поэзии и судьбы поэта, и их краткий анализ. Данная подборка поможет выпускникам, сдающим ЕГЭ по литературе, при написании развернутого ответа в задании 16, где необходимо сопоставить приведенный отрывок из лирического текста с другими стихотворениями со схожей тематикой и процитировать их.

Его преследуют хулы:
Он ловит звуки одобренья
Не в сладком ропоте хвалы,
А в диких криках озлобленья…

Стихотворение Некрасова построено на антитезе. Первая часть посвящена поэтам, которые не затрагивают актуальные, злободневные темы, не использует в своем творчестве сатиру и, таким образом, находят большое количество почитателей своего творчества: «И современники ему при жизни памятник готовят…». Вторая же часть стихотворения отражает творческую жизнь поэта-бунтаря, того, кто пишет остро, искренне, не старается понравиться. Он остается честным с читателями и, прежде всего, с самим собой, а в своих произведениях показывает правду жизни без прикрас. Несмотря на то, что такой поэт не находит признания при жизни («И каждый звук его речей плодит ему врагов суровых»), Некрасов отмечает, что после его смерти великие произведения будут поняты и оценены даже теми, кто ранее их критиковал. Таким образом, автор стихотворения отражает следующую точку зрения: гениальным поэтом является тот человек, который не боится в стихотворениях выразить свою гражданскую позицию, не боится быть не понятым и не стремится к славе, и который видит смысл своей жизни в возможности говорить через свое творчество.

Маяковский «Необычайное приключение…»

Я буду солнце лить свое,
а ты – свое,
стихами.

Автор изображает диалог между поэтом и солнцем, тем самым как бы уподобляя человека, создающего стихотворения, светилу, проливающему свет на землю. Стихотворец так же, как и звезда, рассеивает тьму, но только делает это в душе каждого отдельного читателя. Важным является посыл Маяковского: необходимо много и упорно трудиться, и тогда приозведения могут стать для людей тем самым солнечным светом, согревающим и освещающим жизненный путь:

Светить всегда, светить везде,
до дней последних донца,
светить — и никаких гвоздей!
Вот лозунг мой и солнца!

Твардовский «Вся суть в одном единственном завете…»

Я об одном при жизни хлопочу:
О том, что знаю лучше всех на свете,
Сказать хочу. И так, как я хочу.

В большинстве своих стихотворений Твардовский призывает людей всегда быть честными, говорить только то, что думается. Он изображал современную ему жизнь и русского человека с открытой душой. Лирическое произведение «Вся суть в одном единственном завете…» не стало исключением, но здесь Твардовский обращает внимание на особое предназначение поэта. Единственной целью творчества для него является выражение мыслей и чувств через свои строки. Творец должен говорить открыто и напрямую, без лжи и фальши – это единственно возможное условие существования искусства. Произведение построено как монолог-декларация, то есть как провозглашение своей правды, которая для лирического героя является неоспоримой истиной.

Пушкин «Поэт»

Но лишь божественный глагол
До слуха чуткого коснется,
Душа поэта встрепенется,
Как пробудившийся орел.

В представлении Пушкина, поэт – это создание возвышенное, небесное – именно таким его описывает Александр Сергеевич в своих произведениях. Поэтому в начале стихотворения отражена жизнь творца в обыденном мире, в котором нет места возвышенным идеям и мечтам. Он задыхается и чувствует себя никчемным, являясь частью этой рутинной и прозаичной жизни: «И меж детей ничтожных мира, быть может, всех ничтожней он». Вторая же половина стихотворения посвящена самому моменту творчества, когда к поэту приходит муза и он становится не причастен к миру обычных людей. Автор подчеркивает, что творческий человек не может жить без вдохновения, только в присутствии него он становится по-настоящему свободным и счастливым, ему чужда привычная земная жизнь. И именно в момент создания своих произведений он может находиться наедине со своим искусством.

Бальмонт «Выше, выше»

Выше, выше, все за мной,
Насладитесь вышиной,
Попадитесь в сеть мою,
Я пою, пою, пою.

В стихотворении «Выше, выше» Бальмонт описал творческий процесс. Он изображает поэта как творца, создателя, который касается души каждого, кто читает его стихотворение: «Я коснулся душ чужих, точно струн, но струн моих». Ещё один образ, на который нас наталкивает метафоричность Бальмонта – это лирик как музыкант, который с помощью слов создаёт произведение, которое играет на струнах души человека. Стихотворение можно рассматривать также и как процесс чтения этого произведения: «Трепетаньем звонких крыл отуманил, опьянил». Ведь действительно, с каждой прочитанной строкой все больше погружаешься в художественный мир Бальмонта и сам неосознанно становишься его частью.

Интересно? Сохрани у себя на стенке!

ВВЕДЕНИЕ

Тема творчества в лирике М.И. Цветаевой

2.1 Тема творчества в литературе

2.2 Цикл «Поэты». Пушкинский образ

2.3 Тема творчества в цикле «Поэты»

ВВЕДЕНИЕ

В русском литературоведении вопросами творчества интересовались А.А.Потебня, А.С.Пушкин, А.Ахматова, Б.Пастернак, М.И.Цветаева и другие. Особое место в науке занимают работы о «творческой лаборатории» классиков мировой литературы и рассказы самих писателей о своем труде. Тема творчества является одной из основных в лирике М.И.Цветаевой. Она возникает в самых ранних стихотворениях поэта и проходит через всю ее творчество. Будучи просто поэтом, Марина Ивновна все время обращается к этой теме, определяя свое отношение к проблемам творчества, поэта и поэзии. Тему творчества в поэзии М.Цветаевой необходимо рассматривать в связи с этапами творческого пути поэта и изменениями ее поэтических идеалов. Творчество для нее – это Божий дар, как и сама жизнь. Поэзия Цветаевой идет от души; она своенравная, непостоянная и ужасно живая. Очень сложно втиснуть Цветаеву в оковы поэтической традиции; она возникает не из предшествующих ей поэтов, а прямо из арбатской мостовой. Безвластная особенность ее поэзии выражена в необыкновенной свободе и разнообразии ее форм и средств, равно как и в глубоком безразличии к канонизированным правилам и стилю». Поэзия Цветаевой – прежде всего воплощение ее личных переживаний, распадающийся выражение ее строптивой натуры, ее вызова действительности. Но она неотделима от истории отечественной и мировой поэзии. В ранних стихах явно слышится эхо голосов ее любимых авторов. Стихи Марины Цветаевой обладают поистине гипнотической силы, мы можем заметить это в одной из ее фраз «Я не верю стихам, которые льются рвутся – да!» Цветаева непредсказуема, от нее можно ждать проявления любых эмоций, кроме равнодушия. Оно чуждо ее страстной натуре, ее искреннему, ее страждущему сердцу.

Актуальность исследования : Творческое наследие М.Цветаевой, одного из самых оригинальных поэтов Серебряного века, продолжает привлекать внимание исследователей и в XXI веке. Объем сделанного в отечественном цветаевоведении во второй половине ХХ века9начная с 60-х годов по 200 год) значителен. При всем многообразии и широте проблематики работ многое осталось неисследованным. Так, одной из малоизученных оказалась тема творчества в лирике М.Цветаевой. Сейчас поэзия Цветаевой занимает особое место в русской литературе ХХ века. Выделяю Цветаеву из ряда других авторов ее предельная искренность, нетерпимость к шаблонам и правилам, самостоятельность во взглядах о оценках.. Тема творчества черезвычайно важна для Цветаевой, лейтмотивом проходит через всю ее лирику, включая в себя требовательное отношение к слову (она умеет совершенно четко подобрать определения любому явлению), неприятие эстетства, ответственность поэта перед своим читателем, стремление к гармонии, расчет на диалог с читателем. Бесконечные размышления обо всем этом порождали огромное многообразие стихов. Стихи эти моли быть посвящены различным предметам, но объединяло их одно – идея творчества. Для Цветаевой назначение творчества незыблемо: стремление к свету. Полноценное участие в жизни, противостояние смерти, борьба с без духовностью. Эти вечные человеческие ценности, совершенно искренне провозглашаемые Цвеаевой. Сделали ее творчество не просто известным – бессмертным.

Цель дипломного исследования исследование темы творчества в лирике М.Цветаевой

Задача дипломной работы:

1. Изучить творческую биографию М.И.Цветаевой.

2. Определить роль творчества в жизни М.Цветаевой.

3. Исследовать поэтические образы Цветаевой.

4. Показать, что образы лирических героев были средством самовыражения поэтессы

Новизна дипломной работы : научная новизна состоит в том, что в работе показано. Как совокупный смысл разноликого образа поэта. Является своеобразной точкой отсчета, устремляясь из которой, лирические герои Цветаевой пытаются сделать движения «ввысь бесконечным». Именно через образы поэтов Цветаева пыталась постичь существо миссии Поэта и осознать истинное предназначение Поэзии, отыскав свое место в ее целительных радужных пространствах.

Объект дипломной работы: Цикл стихотворении «Поэты»

Предметом исследования являются Тема творчества в лирике М.Цветаевой («Поэты»)

Результаты дипломной работы: основное содержание дипломной работы распределилось в четырех частях: введение, две главы, содержащие специальные параграфы, заключение.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Каждый человек когда рождается, вместе с ним рождается и его предназначение, призвание в этом мире, но не все находят его. Прочитав и познав лирику Марины Ивановны с уверенностью можно сказать, что она не просто нашла свое признание в этой жизни, она им жила, не только писала стихи, она творила их. Она – Поэт, великий, в котором равнозначны талант литературный и человеческий. Однажды Марина Цветаева сказала, что «великий поэт состоит из двух вещей – великого литературного таланта и великого человеческого таланта. А когда чего-то не хватает, гения не получается: либо личность больше дара, либо дар больше личности», прочитавший хоть одно ее произведения человек, может сразу убедиться, что эти два качества присутствует у Марины Ивановны, она богата и литературным талантом и человеческим талантом, что на удивление большая редкость. Ее творчество стало выдающимся и самобытным явлением как культуры «серебряного века», так и истории русской литературы. Она привнесла в русскую поэзию небывалую глубину и выразительность лиризма в самораскрытии женской души с ее трагическими противоречиями

В заключении, если рассматривать сперва «творчество» как литературный феномен - это процесс человеческой деятельности, которая создает новые материальные и духовные ценности или итог создания субъективно нового, которое имеет высокое качественное свойство. Самым таким отличающим критерием творчества от производства является, уникальность его результата. Конечно же результат творчества трудно, прямо вывести из начальных условий. Только автор, порой даже и ему приходится сложно получить в точности такой же результат, если создать для него ту же исходную ситуацию. Таким образом, в процессе творчества автор вкладывает в материал некие несводимые к трудовым операциям или логическому выводу возможности, выражает в конечном результате какие-то аспекты своей личности. Можем еще отметить, что творчество это превосходная деятельность, при помощи котором рождаются нечто качественно новое, до этого времени, ранее не существовавшее. Одним словом, творчество – это создание нового, особенного, ценного не только для создателя, автора, но и для других. Это творчество занимает огромное место в жизни, в поэзии Марины Ивановны. Ее поэзия – прежде всего воплощение ее личных переживаний, распадающийся выражение ее строптивой натуры, ее вызова действительности. Но она неотделима от истории отечественной и мировой поэзии. В ранних стихах явно слышится эхо голосов ее любимых авторов. Творчество М.Цветаевой состоит не только из неповторимых стихов и поэм, стихотворных драм и трагедий, но и из интереснейших, также чрезвычайно оригинальных образцов прозы. Марине Цветаевой всегда было тесно в рамках прохладной почтительности по отношению к прославленным поэтам. Искренне и глубочайшее благоговение не мешало ей думать о них как о живых людях - удивительных людях, по-разному несших крест своего великого дара. Еще не познакомившись, не увидев своими глазами Александру Блоку двадцатитрехлетняя Марина Цветаева посвящала стихи. Проникнутые пронзительной нежностью не только стихи к Александру Блоку и своим современникам, таким как Андрей Белый или Райнере М.Рильке, но и о Гете, о Гельдерлине она всегда говорила как о близких людях, с которыми ее просто развели жизненные обстоятельства. Она воспринимала каждого изнутри его личной и неповторимой судьбы, - это было связано с тем, что строки, написанные ими, она выпускала в самую глубину собственного сердца. Давая прорасти там и принести плоды – те в которых сплелись уже воедино и зерно, и почва. Имя А. С. Пушкина - главный авторитет в русской и, пожалуй, мировой поэзии. Проявляются они и в поэзии величайших поэтесс начала 20 века – М. Цветаевой и А. Ахматовой. Но особенно значим в поэзии Цветаевой. Главное обаяние Пушкина для Цветаевой в его независимости, бунтарстве, способности к противостоянию. Поразительно, но иногда кажется, что Цветаева считала Пушкина своим современником, вопреки времени и здравому смыслу. Но никто не любил Пушкина так, как Марина Цветаева, известная русская поэтесса. Это была не просто любовь. «Дружба» с Пушкиным повлияла на всю ее дальнейшую жизнь. Появление Пушкина в жизни Цветаевой было подготовлено той средой, где она росла

Пушкиным не бейте!

Ибо бьют вас – им!

М. Цветаева

Ритмический код стихов Марины Ивановны претерпевает изменения в зависимости от состояния ее души. Стихотворные опыты романтически настроенной девочки рождаются в доброй атмосфере родительского дома, это почти традиционная камерная лирика. Как изысканны здесь слова, как трепетны и прозрачны эмоции! Позже интонации, ритм ее строк становится жестче, энергичнее. В унизительном нищенском существовании за границей она не изменяет себе, и тут проявляется ее твердый неуступчивый характер: «Не знаю, сколько мне осталось жить, не знаю, буду ли когда нибудь еще в России, но знаю, что до последней строки буду писать сильно, слабых стихов не дам». И это не самоуверенность – это уверенность в себе, это ощущение силы своего Богом данного таланта, своей высокой миссии Поэта.

В лирике М.Цветаевой мы можем встретить стихи на различные темы, стихи про любовь, про жизнь, про судьбу поэта и о творчестве, какую роль занимает творчество в жизни поэта. Среди множества циклов создаваемой Мариной, мы можем обнаружить цикл «Поэты», написанная 22 апреля 1923 году. Данный цикл состоит из трех стихов «Поэт – издалека заводит речь», «Есть в мире лишние, добавочные…», «Что же мне делать, слепцу и пасынку…». Прочитав данный цикл мы можем еще раз убедиться в гениальности автора. В «Поэтах» мы можем узнать о месте творчества в жизни поэта: кто-такой поэт и в чем его разница от простолюдинах.

Прочитав и проанализировав данный цикл, можно прийти к тому, что М.Цветаева делила всех людей на поэтов не поэтов. Горделивое сознание своего превосходства не оставляло ее всю жизнь. Творчество ее бездонно. Как поэт, она вместила и мыслителя, и художника, и романтика и человека, задавленного бытом. Именно поэтому как человек она обречена на страдания от внутренней противоречивости, разъятости между противоположными мирами: земным и небесным, вечным и суетным. А как поэт – она посланец Бога, вдохновенный посредник между людьми и небом, пророк высших истин. Как поэт – она должна писать не уставая, всю ее душевную боль, что на сердце ее лежит, что тревожит.

В конце хотелось бы сказать, что на сегодняшний день, великую русскую поэтессу Марину Ивановну Цветаеву знают и любят миллионы людей – не только в России и в странах СНГ, но и во всем мире. Ее поэзия вошла в культурный обиход, сделалась неотъемлемой частью духовной жизни. Иные стихи кажутся такими давними и привычными, словно они существовали всегда – как русский пейзаж, как рябина у дороги, как полная луна, залившая весенний сад, и как извечный женский голос, перехваченный любовью и страданьем.

Свобода – важная концепция в ее жизни, в ее творчестве, свобода писания, она необходима для нее, чтобы творить. Ей было свойственно стремление творить, созидать так, чтобы «лучше нельзя»; жажда быть необходимой, незаменимой тому, кто затронул в данный момент ее творческое воображение, ее душу. Не находя себя в реальности, она уходила в себя, в свою Душу. «Вся моя жизнь – роман с собственной душой»,

Уединение: уйди

В себя, как прадеды в феоды.

Уединение: в груди

Ищи и обретай свободу…

Библиография

1. Документальный фильм Марины Голдовской «Мне девяносто лет, ещё легка походка…» об Анастасии Цветаевой и её воспоминаниях о Марине Цветаевой (1989).

2. Озеров Л. О Борисе Пастернаке. - М„ 1990. – С. 64.

3. Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. Спб., М.,1996. – С.141.

4. Пастернак Б.Л. Люди и положения// Новый мир. 1967. № 1.

5. Бродский И. О Марине Цветаевой// Новый мир. №2 М., 1991.

6. Маслова В. Марина Цветаева: Над временем и тяготением. – Мн.: Экономпресс, М., 2000. С. 18 .

7. Словарь поэтического языка Марины Цветаевой: В 4 т. (6 кн.) Сост. И. Ю. Белякова, И. П. Оловянникова, О. Г. Ревзина. – М.: Дом-музей Марины Цветаевой, 1996– 2004. С. 26-27

9. Лилия Фейлер «Марина Цветаева» // Феникс. 1998, М., 95 с.

10. Мария Разумовская «Марина Цветаева: миф и действительность». М., Радуга, 1994, С. 120.

11. Ревизна О.Г. Марина цветаева// Очерки истории яыка русской поэзии ХХ века. М., 1995. С. 95.

12. Сост. И.Ю.Беляков, И.П.Оловянников, О.Гю.Ревизна. Словарь поэтического языка Марины Цветаевой. Т.1. А- Г. М., 1996. С. 12-13.

13. Цветаева, М. И. Избранное / предисл., сост. и подгот. текста Вл. Орлова. – М.: Худож. лит., 1961. – С. 125-127 с.

14. Цветаева, М. И. Вечерний альбом. - М.: Книга, 1988. – С. 164.

15. Цветаева, М. И. Стихотворения. Поэмы / сост., вступ. ст. А. М. Туркова; примеч. А. А. Саакянц. – М.: Сов. Россия, 1988. – С.48.

16. Цветаева, М. И. Собрание стихотворений, поэм и драматических произведений в 3 т. / сост.и подгот. текста А. Саакянц и Л.Мнухина –М.: Прометей, 1990-1993. С. 328.

17. Цветаева, М. И. Соч.: в 2 т. / сост., подгот. текста и коммент. А. Саакянц. – Мн.: Нар. Асвета, 1988. – Т. 1., М. С.171.

18. Цветаева, М. И. Стихотворения и поэмы / вступ. ст., сост., подгот. текста и примеч. Е. Б. Коркиной. – 3-е изд. – Л.: Сов. писатель, 1990. С. 38-39.

19. Айзенштейн Елена. Борису Пастернаку–навстречу! О книге Марины Цветаевой "После России. СПб.: журнал Нева, 2000.

20. Полянская, М. Брак мой тайный. Марина Цветаева в Берлине. – М., 2001. С.71.

21. http://www.stihi-rus.ru/1/Cvetaeva/1.htm

22. Цветаева, М., Гронский, Н. Несколько ударов сердца. Письма 1928 - 1933 годов. М.: Вагриус, 2003.. С. 35.

23. Эфрон, А. Страницы воспоминаний // Звезда. - 1973. - № 3.

25. Бургин Д. Л. София Парнок. Жизнь и творчество русской Сафо. – М. 1999. – С.48-50.

26. http://www.tsvetayeva.com/

27. Цветаева, М. И. Стихотворения; Поэмы; Драматические произведения / сост., подгот. текста, предисл. Е. Евтушенко; худож. Т. Толстая. – М., 1990. – С. - 12.

28. М.М.Полехина Творчество Марины Цветаевой в контексте культуры/ М.: «ФЛИНТА». – 2016. С. - 90-91.

29. Твардовский, А. Т. Марина Цветаева. Избранное // Твардовский, А. Т. О литературе. – М., 1973 С.- 129.

30. Цветаева, А. И. Воспоминания. – М., 1971. С. – 45-48.

31. Цветаева, М. И. Мне казалось, я иду по звёздам: воспоминания, письма, дневники. М.: Текст, 2004. С.- 54.

32. http://magazines.russ.ru/neva/2006/8/da11.html

33. Козорог О. В. «Живу с нами о Вас и стихами к Вам…»: Марина Цветаева и Константин Родзевич // Наукові записки Харківського державного педагогічного університету ім. Г. С. Сковороди: Серія літературознавство. – Харків, 2011. – № 2. Частина третя (66). – С. – 276.

34. Цветаева, М. И. Неизданное. Сводные тетради / подгот. текста, предисл. и примеч. Е. Б. Коркиной и И. Д. Шевеленко. – М.: Эллис Лак, 1997. –С. 193.

35. Александров В.Ю. Жанровое своеобразие поэзии М. Цветаевой // Russica Aboensia 2. День поэзии Марины Цветаевой: Сборник статей/ Под ред. Барбары Леннквист и Ларисы Мокробородовой., 1997. – С. 194.

36. Александров В.Ю. О некоторых тенденциях построения «фольклорного стиха» Марины Цветаевой // Литература и фольклор: Вопросы поэтики: Межвуз. сб. науч. трудов – Волгоград, 1990. – С. 97-98.

37. Цветкова Н.Е. Лексический повтор в стихотворной речи // Русский язык в школе. – № 1 (1986). – С. 63-68.

38. Цыбулевский А. Два перевода «Этери» В. Пшавели: (М. Цветаева и Н. Заболоцкий) // Вестник отд-ния обществ. наук АН ГССР. Сер. яз. и лит. – 1973, вып. 4. – С. 164.

39. Христова И. О некоторых особенностях языка «Поэмы Воздуха» Марины Цветаевой // «Поэма Воздуха» Марины Цветаевой: Вторая международная научно-тематическая конференция (Москва, 9-10 октября 1994 г.): Сборник докладов/ Отв. ред. О.Г. Ревзина. – М.: ДМЦ, 1994. – С.87-88 .

41. Титова Е.В. Жанровая типология поэм М.И. Цветаевой: Дисс. на соиск. уч. степ. к.ф.н. – Вологда: 1997. С. – 123.

42. Титова Е.В. Жанровое своеобразие «Поэмы Конца» М. И. Цветаевой // Жанровый анализ литературного произведения: Сб. науч. трудов. – Вологда, 1994. – С. 177.

43. Соболевская Е. К. «Стихи к Блоку» М. Цветаевой как поминальный жанр // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания ХХ века: Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 3. –Иваново: ИГУ, 1998. – С. 92.

44. Соболевская Е. К. Легенда о Вечном Жиде в произведениях М. Волошина и М. Цветаевой: («Путями Каина» и «Поэма Конца») // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания ХХ века: Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 2. – Иваново: ИГУ, 1996. – С. 112.

45. Соболевская Е. К. Мифопоэтика «Поэмы Горы» и «Поэмы Конца» М. Цветаевой как основа музыкальной архитектоники цикла // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания ХХ века: Межвузовский сборник научных трудов. [Вып. 1]. – Иваново: ИГУ, 1993. – С. 110.

46. Пурин А. Такая Цветаева: (О влиянии поэзии И. Анненского) // Звезда. – № 10 (1992).

ВВЕДЕНИЕ

ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ ТЕМЫ ТВОРЧЕСТВА В НАУКЕ О ЛИТЕРАТУРЕ

1.1 Научно-теоретические аспекты изучения творчества как литературоведческой категории

1.2 Лирика М.И.Цветаевой: темы, сюжеты, герои

1.3 Тема судьбы в поэтике М.И. Цветаевой

Своеобразие своей музы Лермонтов определяет уже в одном из своих ранних стихотворений - «Нет, я не Байрон, я другой…» ( 1832). В сравнении своей судьбы с судьбой английского поэта Лермонтов отмечает внутреннее родство с Байроном: оба поэта предстают в стихотворении как романтические странники, переживающие конфликт с толпой и с целым миром, которому они чужды и которым они «гонимы». Объединяет лирического героя Лермонтова с Байроном и позиция избранничества, с той лишь разницей, что Лермонтов еще «неведом» миру. Однако главное, что отличает героя Лермонтова, – его странник с «русскою душой», а значит, судьба его более трагична. Удел поэта – невысказанность его высоких и тайных дум. Глубоко понять поэта может только Бог и сам поэт. Таким образом, в стихотворении развиваются характерные для романтизма мотивы избранничества поэта, его «гонимости», отчужденности от толпы.

Мысль о высоком предназначении поэзии отражена в стихотворении Лермонтова «Поэт» («Отделкой золотой блистает мой кинжал») (1838). Поэту дана власть, которой «свет внимал в немом благоговенье», поэт способен силой огненных строк «воспламенять бойца для битвы», творчество призвано пробуждать душу, поднимать в ней все прекрасное, поэзия звучит, «как колокол на башне вечевой во дни торжеств и бед народных». Однако это стихотворение говорит и о другом – о драматизме такой пробуждающей и облагораживающей душу поэзии, потому что именно такая она неугодна, не нужна и даже опасна в «наш век изнеженный», в эпоху «безвременья» тридцатых годов 19 века. Стихотворение построено по принципу параллелизма: в первой части говорится о судьбе горского кинжала, который когда-то знал кипение битвы, а теперь превратился в «игрушку золотую», стал «бесславным и безвредным». «В наш век изнеженный не так ли ты, поэт, свое утратил назначенье», - с горечью начинает Лермонтов вторую часть стихотворения. «Осмеянный пророк» - именно так называет поэта Лермонтов:

Проснешься ль ты опять, осмеянный пророк?

Из золотых ножон не вырвешь свой клинок,

Покрытый ржавчиной презренья?

Стихотворение Лермонтова «Пророк» (1841) становится своеобразным откликом, развернутой репликой в диалоге с пушкинским «Пророком». «Глаголом жечь сердца людей», - таково, по мнению Пушкина, назначение поэзии. Лермонтов не отрицает этого, однако показывает в своем стихотворении, какой может быть судьба поэта, избравшего путь пророка. Если у Пушкина пророк устремляется к людям, то лермонтовский герой лишь вдали от людей может остаться самим собой, обрести душевную гармонию:

Посыпал пеплом я главу,

Из городов бежал я, нищий,

И вот в пустыне я живу,

Как птицы, даром божьей пищи.

Пророку Лермонтова внемлет лишь мирная, не знающая людских пороков природа, «шумный град» же встречает его насмешками «самолюбивой» пошлости, не способной и не желающей понять и услышать «любви и правды чистые ученья». Толпе не нужны эти вечные истины, она чужда высокому, а потому «распинает» пророка на кресте своего презрения. Люди не хотят слышать правды о себе, поэтому пророк, который читал «в очах людей страницы злобы и порока», осмеян, изгнан, его слушают лишь звезды, «лучами радостно играя». Пророк обретает в пустыне новое измерение бытия – чувство сопричастности мирозданию, однако жестокой, дорогой ценой – ценой изгнания, отказа от проповеди «любви и правды» людям.

В лермонтовском пророке нет сверхчеловеческих свойств, придающих пророку Пушкина особое величие: поэт Лермонтова худ, бледен, одет в рубище, он «торопливо пробирается» через город, слыша за спиной оскорбительные возгласы. В ритмической организации стиха Пушкина, в его лексическом ряде, насыщенном славянизмами, чувствуется торжественная приподнятость – Лермонтов намеренно отказывается от этого. Слог Лермонтова, органично сочетающий черты библейского стиля (всеведенье, судия, посыпал пеплом я главу; как птицы, даром божьей пищи) и разговорные интонации, обнаруживает антагонизм, неслиянность двух миров – мира творческой личности и мира не принимающего ее высокую устремленность общества.

В стихотворении «Смерть поэта» (1837) Лермонтов с уверенностью говорит о неизбежности трагического исхода для творца. Трагичность существования Гения в чуждом ему обществе – такова основная тема стихотворения. Уход Поэта воспринимается Лермонтовым как личная утрата, чувство невосполнимости потери усиливается повтором слова «убит», сбивом ритма в этой строке, настроением боли и горечи, которым стихотворение начинается. В строке «судьбы свершился приговор» чувствуется горькая ирония: поэт оказался приговорен за то, что он Поэт, а значит, не такой, как все. В мире, где все высокое окружено ненавистью, всегда найдется тот, в чьей руке «не дрогнет пистолет». Творец обречен изначально, а его убийца лишь холодное, нерассуждающее орудие гибели «с пустым сердцем». Истинным убийцей поэта Лермонтов называет «свет завистливый и душный», где поэт не смог выжить, уцелеть, где был обречен изначально. «Сердце вольное и пламенные страсти» были опасны и чужды в мире тех, кто «жадною толпой стоит у трона».

Что-то мне захотелось поболтать о поэзии.
Поумничать. Рассказать о своём опыте стихосложения. И, в процессе этого резонёрства, самому осознать некоторые поэтические закономерности.
Ведь неспроста говорят: Когда объясняешь другим, лучше понимаешь сам.
Вот и я хочу попытаться понять - что такое поэзия и кто такие поэты, почему поэзию читают и зачем её пишут.
Но, самое главное – разобраться в том, как её пишут.
Выяснить – существуют ли некие методы и приёмы, позволяющие облегчить труд поэта. И имеются ли некие правила, соблюдая которые можно создавать, если не гениальную, то, по крайней мере, качественную поэзию.
То есть – найти некий алгоритм или некоторые технологии, совершенствующие процесс поэтического творчества.
Один мой знакомый, прочитав черновики моего эссе, возмутился.
- Что ты делаешь?! – Вопрошал он.
- Ты хоть понимаешь - что ты творишь?! Ты же убиваешь ПОЭЗИЮ!
Я не нашёл, что ему ответить. Растерялся, честно говоря.
Но сейчас, спустя некоторое время после этого разговора, я кое-что понял.
Поэзию я не убиваю. Я просто пытаюсь препарировать "старушку". Своеобразная, знаете ли, вивисекция.

Итак, вопрос – что такое поэзия?
Сколько людей – столько мнений.

От восторженного - Поэзия это "вау".
До сухого академического – "Поэзия это особый способ организации речи; привнесение в речь дополнительной меры (измерения), не определённой потребностями обыденного языка; словесное художественное творчество, преимущественно стихотворное."

От заумного – "Поэзия, это живопись, которую слышат."
До примитивного – "Поэзия, записывается в столбик, проза пишется строкой."

От обобщённого – "Поэзия, есть искусство образного выражения мысли в слове, словесное художественное творчество."
До социально-исторического – "Поэзия, это совокупность стихотворных произведений какой либо общественной группы, народа, эпохи и т. п."

А, в основном, большинство определений термина "Поэзия" строятся на понятиях, для которых тоже нужно найти какое-то определение.
Поэзия это:
- искусство изображать в слове прекрасное.
- средство выражения идеальных стремлений человека.
- то, что с одной стороны, не совпадает с действительным миром, но с другой - не представляет ничего ложного или обманчивого.
- непосредственное развитие истины, в котором мысль высказывается через образ, и в котором главный деятель есть фантазия.
- это мелодия души.
- это творчество, идущее не из ума или сердца, а из самых глубин внутреннего мира человека.
- это мышление образами.
При этом, такие выражения как: "прекрасное", "идеальные стремления ", "истина", "образ", "душа" и "внутренний мир человека", априори считаются как бы общеизвестными.
В принципе, эти термины действительно понятны всем. Но вот беда - каждый человек вкладывает в них свой собственный смысл. Зачастую противоположный, от смысловых предпочтений соседа.

Современное общество традиционно делит всю литературу на прозу и поэзию.
Возможно, стоит попытаться означить выражение "Поэзия" в сравнительных категориях.

Но и тут нет единства мнений.
Некоторые авторы определений говорят о поэзии, как о стихотворной, ритмически построенной речи, противопоставляя её прозе.
А иные утверждают, что между прозой и поэзией нет никакой разницы.
Полагаю, что последние - более всех приблизились к истине.
Только вернее будет сказать следующее: Между понятием "проза" и современным понятием "поэзия" нет чётко выраженной границы.

Да и откуда ей взяться, если каждый автор, написав нечто сумбурно-экстатическое, пытается подвести под свой опус оправдательную теоретическую базу. Стремится в срочном порядке, минуя километровую очередь, присвоить себе "высокое" звание – Поэт.
Тот факт, что в его бездарном творении игнорируется ритм, рифма, здравый смысл и банальная грамматика, он объясняет некими новомодными веяниями, свежим взглядом и особым, только что им самим созданным, поэтическим направлением.
В результате этой литературной толерантности, термин "поэзия" приобрёл весьма размытое значение, без какого-либо конкретного наполнения.

Так может быть, поэзия отличается особой семантикой, некоей специфической информационной наполненностью?
И вы знаете – да. В этом плане есть отличия.
Которые заключаются в том, что проза не переносит отсутствия смысла. А поэзия относится к бессмыслице снисходительно. И даже доброжелательно. Семантическая составляющая стиха может быть вообще необязательной.

Вот, к примеру, образец высокой информационной наполненности:

Мы разошлись на полпути,
Мы разлучились до разлуки
И думали: не будет муки
В последнем роковом "прости",

Но даже плакать нету силы.
Пиши - прошу я одного...
Мне эти письма будут милы
И святы, как цветы с могилы, -
С могилы сердца моего!
Николай Алексеевич Некрасов

Хоть описываемая история и не преподносит нам подробностей, но мы чётко и выпукло представляем себе и ситуацию, и её участников.

Если снизить планку требований к содержанию текста, то получится следующее:

Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною черною горит.

Где, как обугленные груши,
С деревьев тысячи грачей
Сорвутся в лужи и обрушат
Сухую грусть на дно очей.
Борис Леонидович Пастернак

Очень слабая семантическая составляющая.
Смысл обнаруживается не напрямую, а только через ассоциативные образы.
Но всё равно существует ощущение здравомысленности и цельности изложения.

Если вовсе отказаться от словарного состава русского языка, то всё равно можно получить "поэзию":

Варкалось. Хливкие шорьки
Пырялись по наве,
И хрюкотали зелюки,
Как мюмзики в мове.
Льюис Кэррол (Чарльз Лютвидж Доджсон), в переводе Сергея Яковлевича Маршака

Никакой информационной нагрузки.
Даже ассоциации возникают на уровне слабых ощущений.
Но иллюзия грамматической правильности и некоторой осмысленности никуда не делась.
Почему?
Всему виной соблюдение морфологических норм словообразования, плюс фонетика, ритмически чётко накладывающаяся на стихотворный метр.
Если написать нечто подобное, но без строго соблюдения правил стихосложения, то, на мой взгляд, поэзии не получится:

Варкалось. Бурленские выхуроли
Пырялись по бокрой бастуре,
И хрюкотали зелюки,
Как мюмзики в гуаране.

Скорее это напоминает лингвинистический бред пациента шестой палаты.
Но, уверяю вас, с точки зрения некоторых ценителей и некоторых знатоков литературы, это тоже поэтическое произведение.

В противовес вышеприведённому, явно мной надуманному примеру, приведу ещё один (во всех приведённых текстах я сохраняю грамматику, пунктуацию и графическое исполнение текста):

Из виноградной лавы
угол унисоном
кугель экваторный
круголуние
натерпелись наши электронные отношения
в окне шепелявая плешь
шпилька сплошь
да послушай бывают засушливые страны
в них хочется пересесть от края к середине
ОК
пеплы прилажены
постулируется прилежание
с ним и сядем в тщательный хаос
он еще больше чем сущность

Сами ослушницы лицом
мы все способнее свободы
Наталия Михайловна Азарова

Поэзия ли это?
Конечно поэзия. Куда от неё денешься. Просто такая поэзия отличается отсутствием трех компонентов: прямой информационной составляющей, ритма и рифмы.
И хоть наполненность стилистическими фигурами имеет место, но она не исправляет положения.
Может ли этот текст так же влиять на психику, как ритмизированный и рифмованный стих? Конечно же - нет.
Автор утерял и семантический компонент, и мощнейший инструмент влияния на читателя - ритм.

Подобные творения напоминают мне мои собственные опыты по роботизации стихотворчества.
Такие "шедевры" создаются следующим образом:

Первым делом примитивная, написанная в заурядном Excel, программа случайным образом генерирует стихотворный ритм.
Вторая, столь же примитивная программа, столь же случайным образом, генерирует порядок рифмовки.
В результате этих нехитрых манипуляций я получаю информацию о виде рифмы в строках (мужской, женской или дактилической), и о предпочтительной расстановке ударений в стихотворной строке.

Далее при помощи онлайн-генератора случайных слов (http://free-generator.ru/words.html) я подбираю не слишком вычурные слова для пассивной (подлежащей рифмовке) рифмы.
В данном случае получились:
Ми"р (мужская). То"чка (женская). Душа" (мужская). Соло"ма (женская). Страда"ть (мужская). Бу"дет (женская).

Следующий шаг – подбор остальных компонентов стихотворной строки: существительных, прилагательных, глаголов. По тройке слов от каждой части речи. Например:
Для первой строки, оканчивающейся словом "Мир" :
Существительные - ненастье, ноябрь, животное.
Прилагательные - неплохой, талантливый, взаимный.
Глаголы - просочиться, обвинять, нарисовать.
Для второй строки, с пассивной рифмой "точка" :
Существительные - исключение, сеть, договор.
Прилагательные - религиозный, последний, влажный.
Глаголы - заглянуть, прочитывать, сказать.

Следующая стадия – представление набора полученных слов в различных вариантах сочетаний. В том же самом пресловутом Excel, простенькая программа перемешивает слова, с учетом их принадлежности к частям речи, добавляя результат к рифмующемуся слову.
Потом я пробегаюсь по полученным строкам и выбираю те, за которые, грубо говоря, зацепился взгляд.
Далее начинается "творческий" процесс. Подключается интуиция, эмпирика, ассоциативное мышление и прочие "созидательные" элементы. На этой стадии я перерабатываю строку в нечто осмысленное, изменяя форму слов, добавляя служебные частицы и так далее. Укладывая при этом ударные и безударные слоги в метрическую сетку в соответствии с заданным ритмом.

Получив две первые строки,

Без исключенья, до последней точки

Можно начинать подбирать активную рифму, используя программу рифмовник (http://rifmovnik.ru)
Кстати, с указанного сайта можно скачать инсталлятор программы, который установит её на ваш компьютер. Построена эта система на основании словаря Зализняка и распространяется бесплатно.

Итак, например, к слову "мир" имеется некий набор наилучших рифм в количестве - 187.
Снова простенькая программа в Excel, делает случайный выбор трёх слов-рифм из перенесённого в неё списка. И снова наступает период примитивного вдохновения - выбор необходимых слов по принципу "нравится - не нравится".
Результат: Мир-Кашемир. Точки-Завиточки.

Ненастье просочилось в этот мир
Без исключенья, до последней точки.
Холодный, но прекрасный кашемир
В нелепые свернулся завиточки.

Водовороты в собственной душе…
Уж кабы знал, так подстелил солому.
Который раз избитое клише
Заставило смотреться по-иному.

От сущих пустяков страдаем и
Стремимся разузнать, что дальше будет,
Когда душа желания свои
Бестактно и неправедно разбудит.

При этом текст производит впечатление не только осмысленности, но и некоторой глубокомысленности.
И, опять же, всему виной ритм, рифма и фонетика строгого стиха.

Хочу сказать, что термин "Строгий стих" я отношу к текстам, в которых соблюдены правила ритмизации и рифмовки.
Такие тексты называют либо "перфекционными" (от латинского слова perfectum - совершенный), либо "ригористичными" (от латинского слова rigorу - строгий), либо "облигаторными" (от латинского слова obligatoria - обязательный), либо "конвенциональными" (от латинского слова convetionalis – соответствующий нормам).
Но мне больше по душе именно короткий термин "Строгий". Хотя бы потому, что взят он из русского словаря.

Возможно, поэзия отличается от прозы насыщенностью стилистическими приёмами? Степенью наполненности тропами, семантическими и синтаксическими фигурами?
Попробую проверить.
Итак, сначала то, что стопроцентно является поэзией:

Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
В заботах суетного света
Он малодушно погружен;

Молчит его святая лира;
Душа вкушает хладный сон,
И меж детей ничтожных мира,
Быть может, всех ничтожней он.
Александр Сергеевич Пушкин

Эпитеты: священная жертва, суетный свет, малодушно погружён, святая лира, хладный сон, ничтожные дети,
Метафоры: требовать к священной жертве,
Олицетворение: душа вкушает, лира молчит.

А теперь то, что, несомненно, относится к прозе:

И какой же русский не любит быстрой езды? Его ли душе, стремящейся закружиться, загуляться, сказать иногда: "черт побери все!" - его ли душе не любить ее? Ее ли не любить, когда в ней слышится что-то восторженно-чудное?
Кажись, неведомая сила подхватила тебя на крыло к себе, и сам летишь, и все летит: летят версты, летят навстречу купцы на облучках своих кибиток, летит с обеих сторон лес с темными строями елей и сосен, с топорным стуком и вороньим криком, летит вся дорога невесть куда в пропадающую даль, и что-то страшное заключено в сем быстром мельканье, где не успевает означиться пропадающий предмет, - только небо над головою, да легкие тучи, да продирающийся месяц одни кажутся недвижны.
Николай Васильевич Гоголь

Эпитеты: быстрая езда, неведомая сила, пропадающая даль, пропадающий предмет, лёгкие тучи,
Метафоры: летят вёрсты, летят купцы, летит лес, продирающийся месяц.
Олицетворение: душа стремится сказать, сила подхватила,

То есть - и проза, и поэзия могут быть одинаково наполнены стилистическими приёмами, и тут всё зависит от таланта автора, как поэта, так и прозаика.
Но в тоже время такие жанры поэзии как эпическая или драматическая, довольно бедны на тропы и стилистические фигуры. Яркий пример нарративного стиха (от латинского, narrator - рассказчик) - некоторые главы Пушкинского Евгения Онегина. При этом, наверняка, никто не осмелится отрицать, что они остаются именно поэтическими текстами.
Думаю, можно сделать вывод - принадлежность литературного произведения к прозе или поэзии не зависит от его стилистики.

Может быть, именно наличие ритма и рифмы определяет принадлежность текста к поэзии?

Общепризнанно различаются несколько разновидностей стиха, характеризующихся присутствием или отсутствием ритма и рифмы.
Возьму, к примеру, некий прозаический текст, не обременённый особым смыслом:

Как жаровень бронзовой зарёй, сонный сад сыплет жуками. Вровень со мной и с моей свечой висят разноцветные миры. И как в неслыханный предел я перехожу в эту ночь, где лунную межу завесил обветшало-серый тополь.

Бррр. Очередной репортаж из сумасшедшего дома… Вообще ничего не понятно.
Относить такое к поэзии отважится только совсем уж бесшабашный ценитель.

Но если я подроблю приведённый текст на короткие строки, то получу первую разновидность стиха - стих без ритма и без рифмы.
Его называют - свободный стих или верлибр (от латинского libero versu):

Как жаровень бронзовой зарёй, сонный сад сыплет жуками.
Вровень со мной и с моей свечой висят разноцветные миры.
И как в неслыханный предел я перехожу в эту ночь,
Где лунную межу завесил обветшало-серый тополь.

Мда… В стиле современной английской, французской и в какой-то степени немецкой поэзии.
И всё же, чувствуется некоторый эффект отторжения. Я испытываю неудобство от чтения этой несуразности, пусть и до предела насыщенной тропами и стилистическими фигурами.
Но есть вероятность, что некто расценит этот текст как высокохудожественный.

Если я попробую приведённым выше строкам придать рифму, не обращая внимания на отсутствие ритма, то получу вторую разновидности стиха – стих рифмованный, но без ритма. Довольно распространённая группа текстов среди или начинающих поэтов, или откровенных бездарностей. И достаточно редко встречающаяся в произведениях мастеров.
Дело в том, что рифма вовсе не отдельное, и не самостоятельное поэтическое явление. Рифма, это инструмент, окончательно формирующий ритмический рисунок строфы, и делающий её фонетически законченной. Это конструкция, призванная подчеркнуть и акцентировать ритм всего стихотворения в целом.
Но в том случае, когда ритма нет, то и подчёркивать, собственно, нечего. А рифма оказывается пустопорожним поэтическим приёмом, ничего не добавляющим к тексту.
Такую разновидность стиха, без ритма, но с рифмой, называют – серый стих или вергрей (от латинского grey versu):

Словно зарёй жаровень,
Жуками осыпает сонный сад.
С моей свечою вровень
Миры разноцветные висят.

И, как в необычную меру,
Я в эту тихую ночь перехожу,
В которой тополь обветшало-серый
Завесил лунную межу.

Остаётся ощущение неуклюжести. Как бы попытка пооригинальничать за мой счёт, за счёт читателя.
Я не могу вспомнить известных поэтов, которые бы писали вергрей. А демонстрировать неуклюжие опусы новичков думаю, неуместно.

Поступив ровно наоборот, то есть - убрав рифму, но придав тексту строгую ритмическую форму, я получу ещё одну разновидность стихотворения - стих c ритмом, но без рифмы, так называемый белый стих, или вербланк (от латинского blank versu).

Жуками сыплет сонный сад,
И в ряд со мной, с моей свечою,
Висят расцветшие миры.

И, как в неслыханную меру,
Я погружаюсь в эту ночь,
Где обветшало-серый тополь
Завесил лунную межу.

Согласитесь – ритм привносит в текст некий намёк на скрытую значимость, подталкивая читателя к подсознательному осмыслению прочитанного. Невзирая на абсолютную тщетность попыток найти в приведённом тексте хоть какую-то здравомысленную информацию.
Но, несмотря на строгий ритм, отсутствие рифмы придаёт этим строкам некоторую шероховатость, неприятно скребущую по нервам.

И, наконец, "вершина" поэтического творчества. Текст, построенный с полным соблюдением правил ритма и рифмы - строгий стих, или ригористичный стих (от латинского rigory)
Именно так, как оно и должно звучать по замыслу Бориса Леонидовича Пастернака.

Как бронзовой зарёй жаровень
Жуками сыплет сонный сад,
Со мной, с моей свечою вровень,
Миры расцветшие висят.

И, как в неслыханную меру,
Я в эту ночь перехожу,
Где тополь обветшало-серый
Завесил лунную межу.

Ну и как ощущения в этом случае? Лично у меня возникает чувство, что наконец-то принесли десерт.
Вот этим, на мой взгляд, и отличается поэзия от всего остального. Точный ритм и высокоуровневая рифма, творят чудеса. Полную белиберду превращают в нечто осмысленное и высоко-духовное.
А представьте себе, что будет, если стихотворение, выполненное на таком уровне мастерства, напитать действительным смыслом…
И если этот смысл нам откроет нечто действительно новое, или покажет некоторое явление с неожиданной стороны…
И если этот смысл ещё и наполнить трепещущими эмоциями…
Так вот и возникает гениальное.

Дело в том, что строгий стих, пользуясь гипнотическим сочетанием ритма и рифмы, увязывает строки в единое целое, минуя сознание, соединяя в осмысленность иногда немыслимые для объединения фразы.
Ригористичная поэзия, раскачивая психику человека своими ритмическими инструментами (ритмом и рифмой), дестабилизирует сознание, вводит его в своеобразный транс, и, тем самым, понижает порог критического восприятия. Заставляет читателя больше доверять услышанному и прочитанному.
А, кроме того, строгий стих фонетическими пульсациями подхлёстывает эмоции, стимулируя чувственное отношение к тексту или к речи.
И тут же, исподволь, преподносит ему ряд хоть и связанных, но весьма отдалённых понятий, которые, будучи высказаны в прозе, воспринимаются как бред.
На мой взгляд, в этом и состоит одно из главных отличий поэзии и от прозы, и от всего остального.
Поэзия, это спонтанно возникшая, очень специфическая НЛП технология. А составляющие её компоненты - ритм и рифма, это мощные инструменты нейролингвинистического программирования.

Один мой знакомый, поэт-авангардист, как-то возразил.
- Мне не нужен гипнотический эффект ритма и рифмы. В конце-концов, вводить читателя в транс перед чтением, это непорядочно. Например, я - честно и открыто говорю именно то, что хочу сказать. Поэтому я не пользуюсь ни ритмом, ни рифмой.
Но у меня тут же возник вопрос (впрочем, который я не стал озвучивать) – а может быть, ты не пользуешься ритмическими возможностями текста потому, что ни ритм, ни рифма тебе просто не по силам?

А одна молодая особа объяснила мне, малограмотному и несовременному ничтожеству.
- Вы, - сказала она мне, - ничего не понимаете. Ритм и рифма ограничивают автора в его творчестве. А поэт должен быть свободным от всяческих ограничений!
И я ей ответил.
- Да ради Бога… Ваше самовыражение может проявляться в любой форме. Вы можете игнорировать ритм, рифму, смысл, лексику, грамматику и весь русский язык целиком… Но вот вопрос - почему вы удивляетесь тому, что у вас столь мало читателей. А поклонников и вовсе нет (ну, пожалуй, кроме родственников и друзей).

Видимо, существуют определённые группы граждан, которые предпочитают разные поэтические формы. Одни обожают верлибр. Другие в восторге от хокку и танка. Кто-то считает стихи с рифмой единственно приемлемыми, но ритм при этом считает необязательным. А некто превозносит белый стих.
Думаю, что могу вполне правомерно сделать вывод – Точного определения понятия "поэзия" не существует.
Я, например, отношу себя к категории лиц, которые принимают поэзию исключительно в виде строгого стиха. Но при этом не считаю остальные разновидности стихосложения чем-то противозаконным или предосудительным. Хоть и отношусь к нестрогой поэзии, с некоторым предубеждением и иронией.
Что поделаешь. Такие у меня конструктивные особенности организма.
И в дальнейшем, если я начну говорить здесь о поэзии, то речь будет идти исключительно о литературе в форме строгого стиха.

Тут закономерно возникает вопрос:
Если всё, чего не коснись, можно назвать поэзией, тогда о чём тут говорить?
И к чему создавать, страдая и мучаясь, строки именно строгого стиха.
Зачем автору издеваться над своей психикой в поисках слов, укладывающихся в ритм и звучащих в рифму? Написал первое, что пришло в голову, короткими фразами, в столбик и - тресь! Уже на Парнасе.
Да и само стремление именно к поэтическому изложению… Здоровое ли это явление?
Не разумней ли написать то, что собираешься сказать, прямым текстом, без различных словесных и графических вывертов? Ну?... Мы же все взрослые люди! К чему эти литературные ухищрения, недомолвки и иносказания? Разве нельзя прямо и откровенно выложить всё, что у тебя на уме, не кривя душой?
Зачем нужна эта фигня - поэзия?

Зачем нужны стихи? Кому какая польза
От ритма, рифм и прочих пустяков?
- А вы попробуйте запомнить столько прозы,
Сколько на память знаете стихов!
Николай Иванович Глазков

Возможно в дикие времена, до возникновения письменности, поэзия использовалась как эффективная система сохранения знаний в виде ритмических, хорошо запоминающихся текстов.
Хоть многие археологи и антропологи считают, что сначала поэзия была примитивным ритуальным инструментом, сопровождая обряды охоты, домашнего труда и религиозных церемоний.
И ещё специалисты говорят о том, что речь первобытного человека скорее поэтична, чем прозаична. Неспроста, мышление наших бесконечно далёких предков называют "мифопоэтическим". Что дало повод, с известной долей условности, утверждать, что человеческая речь вообще появилась на свет в форме поэзии.

Возможен и другой подход к пониманию предназначения поэзии.

Стих нужен, чтобы говорить высоким стилем
О том, что в прозе показалось бы смешным
И раздражало б словоблудием пустым
О том, что выразить писатель был бессилен
Рыскулов Владимир Владимирович

Дело в том, что когда пытаешься заниматься литературой, приходит неожиданное осознание, что речь слишком примитивный способ передачи информации. Она совершенно не приспособлена для описания состояний и движений нашей души.
Язык слишком утилитарен, чтобы передать адресату сущность того, что происходит в настоящий момент с нами, и, самое главное, того, что происходит в нас.
Мысли и чувства, уложенные в прокрустово ложе языка, искажаются, обедняются и теряют изначальный смысл.

Как сердцу высказать себя?
Другому, как понять тебя?
Поймёт ли он - чем ты живёшь?...
Мысль изречённая - есть ложь.
Федор Иванович Тютчев.

Язык в своём развитии отчаянно отстал от духовного развития человечества.
Терминология языка, пусть даже столь развитого, как русский, на сегодняшний день явно недостаточна. Богатую терминологию имеют только те явления, которые жизненно важны для человека. Важны для его элементарного выживания.
Язык сформировался на основе первичных, физиологических потребностей организма. Описывать тонкости внутреннего, духовного состояния он способен только в косвенных, ассоциативных выражениях.

Как беден наш язык! – Хочу и не могу –
Не передать того ни другу, ни врагу,
Что буйствует в груди прозрачною волною.
Напрасно вечное томление сердец,
И клонит голову маститую мудрец
Пред этой ложью роковою.
Афанасий Афанасьевич Фет (Шеншин)

Возможно для обыденного человеческого существования, нехватка словесного простора для выражения высоких эмоций не столь уж и важна.
Но человеческий мозг, неожиданно для самого себя, получил потребность и возможность творить. Потребность все окружающие явления превращать в искусство. То есть, превращать в информацию и действия, которые не имеют практического, прикладного значения.
И тут началось…
Зрение человек принялся ублажать живописью, слух – музыкой, обоняние – парфюмерией, вкус – изысканной кулинарией. Хоть всё это, с прагматической точки зрения, абсолютно бесполезное времяпровождение и напрасная трата ресурсов.
Строительство логова, мы превращаем в зодчество. Места хранения имущества - в изящную мебель. Из простого движения, из перемещения в пространстве от точки А к точке Б, родилось искусство танца. Из речи возникло ораторское искусство. И даже сам процесс жизни человек превращает в искусство, для этого пришлось изобрести театр и в конце-концов кинематограф.
А из системы хранения информации появилась художественная литература.

Поэзия, как часть литературы, представляет собой пик литературного мастерства.
С одной стороны она жёстко ограничивает канал передачи информации, повышенными требованиями к построению поэтической речи. С другой стороны - позволяет поэту, почти на подсознательном уровне, точнее выразить и полнее передать своё внутреннее состояние, своё отношение к окружающему миру.
Поэзия, это возможность передать реципиенту информацию, придав ей поэтическими приёмами статус сверхважной. Это возможность так описать события, чтобы они максимально затронули чувства слушателя или читателя.
Поэтому, когда возникает потребность передать тончайшие нюансы психического состояния, прибегают к помощи поэзии.
Стихотворение возникает на стыке избытка чувств и недостатка слов.
А поэт, это человек, умеющий талантливо говорить об эмоциях и ощущениях, компенсируя скудность языка мощными психоделическими возможностями поэзии.

Чтоб выразить таинственные муки,
Чтоб в сердце огнь в словах твоих возник,
Изобретай неведомые звуки,
Выдумывай неведомый язык.
Владимир Григорьевич Бенедиктов.

В мире великое множество поэтов.
На поэтическом сайте сайт Зарегистрировано 775 тысяч авторов и выложено почти сорок миллионов стихов.
Однажды Эдгар По сказал.
"Чем больше в государстве поэтов, тем в более диком состоянии находится общество".
Возможно, он был прав.

Но беда современной культуры не в количестве литераторов, а в том, что подавляющее большинство из них банальные графоманы.
Должен пояснить, что «графомания», это вовсе не литературный термин. Это медицинский диагноз. Это непреодолимое влечение к написанию текстов. Я хочу подчеркнуть слово «непреодолимое».
И даже это не страшно. Страшно то, что бездарности, всегда активны и деятельны.
И, кроме всех прочих недостатков, у бездарностей весьма болезненное самолюбие.
Инстинктивно понимая убогость своих творений, те авторы, которые не имеют физиологической возможности писать нормальные стихи, те поэты, мозг которых лишен способности воспринимать и продуцировать поэзию, они не стремятся совершенствовать своё творчество, они поступают ровно наоборот - пытаются подогнать поэтические стандарты под свои убогие творения. Называя их высокопарно - поэзией.

Можно, конечно, ляпать кривую посуду, топорную мебель, убогие жилища и кособокую одежду и всё это будет в какой-то степени функционально.
Скажу более – некоторые граждане могут воспринимать эти вещи как произведения искусства, восхищаясь примитивностью форм и технологий.
Но… Искусством это будет только в том случае, когда предметы создаёт мастер, сообразно игре своего ума.
А как отличить мастера?
А по методу сравнительной способности к созиданию.
Если столяр ляпает кривые табуретки и убогие стулья, и кроме них не способен создать ничего достойного, то перед нами явный бездарь. А может быть даже и тупица, не желающий совершенствоваться.
Истинный мастер, способный создавать эксклюзивную мебель, например, в сложнейших стилях ампир или барокко, волен пошалить своим талантом. Но при ближайшем рассмотрении его произведения всегда будут оставаться шедеврами. Они всегда будут лишены аляповатой окраски, потеков клея, торчащих сучков, разномерностей и кривых сочленений, от которых мебель теряет устойчивость.
Сам по себе талант, в сочетании с мастерством, не позволит ему производить пошлость.
Всё остальное это от убожества мышления.

Русский язык предоставляет огромные возможности для написания великолепной поэтики. Тот, кто не пользуется этой возможностью, бездарен и глуп. И тут уже ничего нельзя сделать, поскольку это вопросы физиологии мозга.

Ещё одна беда в том, что графоманов много.
Причём - с одной стороны, у них нет мук творчества, и свободное от созидательного труда время они посвящают активной общественной деятельности. Громко вопя, много комментируя, появляясь на всех более-менее значимых поэтических сходках, восхваляя таких же, как они, бездарностей и оплёвывая действительно талантливых авторов, они создают видимость объективного общественного мнения.
А с другой стороны, на фоне их количества, энергичности, их бесталанной, но сумасшедшей плодовитости, теряются истинные поэтические звёзды. Которые, в отличие от бездарей, занимаются совершенствованием своего мастерства и огранкой своего таланта. И которым просто некогда повсеместно восхвалять свои детища и порицать товарищей по перу.

Анатоль Франс как-то написал в своём дневнике – "Искусству угрожают два чудовища: художник, который не является мастером, и мастер, который не является художником".
Но, на мой взгляд, и талантливый человек, не особо задумывающийся о мастерстве, и мастер не одарённый великим талантом вполне способны создавать творения достойного качества.
Гораздо страшнее монстры, не обладающие мастерством, не наделённые талантом, но имеющие неуёмные амбиции и чудовищную энергию.
Не верите? – Включите телевизор…

В поэзии талант, это тот, кто мыслит стихами. А мастер тот, кто создаёт стихи.
Тут следует сказать, что таланту научить нельзя. Это – от Бога. А вот мастерство вполне можно освоить.
Поэтическое мастерство это попросту методика обработки языкового массива.
Во-первых: с целью подогнать его под семантические требования излагаемой информации. Грубо говоря, высказать именно то, что необходимо, и именно так, как было задумано.
А во-вторых: с целью подогнать текст под требования законов поэтического изложения.
Эти требования зачатую противоречивы и потому создают очень узкие возможности для решения поэтических задач. В результате, поэту приходится достаточно скупыми средствами передавать широкую палитру переживаний и явлений. Ему поневоле приходится использовать иносказания, расширенные толкования и ассоциации, как близкие, так и отдалённые.
То есть, используя примитивный набор компонентов языка, пытаться выразить высокие понятия.
А это, зачастую, тяжёлая задача. Неподъёмная для рядового состава. Работа поэта это высший литературный пилотаж. В то время как проза это изощрённая логистика грузовых перевозок.

Теперь о предназначении поэта.
"Поэт должен служить добру. Он призван помогать людям не отчаяться в жизни".
"Назначение поэта - приводить мир в порядок"
"Конечно же, поэт должен иметь открытое сердце. В своих стихах он должен выражать любовь к читателям, передавать им свои искренние чувства добра и тепла".
"Поэт обязан быть голодным".
"Поэт должен страдать".
Это, само собой, не моё мнение. Это цитаты.

На самом деле, поэт никому ничего не должен.
Задолженность возникает только в процессе выполнения взаимных обязательств. Нагружать обязанностями имеет право только тот, кто принимает на себя встречные обязательства. И моральные и материальные.
Нет незаконнорожденных стихов.
Не нужно социалистические понятия тащить в капиталистическую систему.
С окончанием социализма поэзия, как и вся литература, как и многие иные виды искусства, утратив поддержку власти, потеряла свою воспитательную функцию.

То, советское государство, в лице тех правителей, поддерживало морально и материально людей искусства. Власть была не только цензором, но и главным потребителем литературных произведений.
Отбирая то, что соответствовало идеологии и вкусам власть-имущих, государство достаточно щедро оплачивало труд приглянувшихся литераторов. Оно орудовало в поэтической среде и кнутом, и пряником.

В современных рыночных отношениях поэт оказался предоставлен сам себе.
Литературные сообщества, так грезившие свободой, мечтавшие о независимости от цензуры властей и наконец-то перешедшие на самоокупаемость, откровенно бедствуют.
Поэтому поэт должен, а точнее обязан, творить то, что пользуется спросом, а не то, что пользуется поддержкой престола. Особенно здесь в России, где господа, облечённые властью, совершенно не используют пряник, но азартно размахивают кнутом.
В современном мире, литература, в том числе и поэзия, являются точно таким же товаром, как и вещи, как и продукты питания, как и предметы роскоши.
Сегодня, главным критерием уровня поэта служит спрос на его произведения.
Сегодня читатель и поэт остаются один на один, лицом к лицу, без цензоров и посредников. И то, как воспримут поэзию, зависит от мастерства и таланта автора, а не от лояльности действующей власти.
Сегодня, духовность автора, величина не социальная, а коммерческая.
Если в социалистическом государстве отношения общества с поэтом строились по принципу "Родина – гражданин гордый за своё отечество", то рыночная система подразумевает простой принцип: "Ты мне – я тебе".

Но вот что интересно. Поэзией заработать на жизнь невозможно. Никто не собирается брать на себя договорные обязательства перед мастером слова. Не СМИ, не издательство, и уж тем более не государственный чиновник. А вот требовать и диктовать пытаются все.
Но если творческий человек пишет не для выгоды, не ищет материального поощрения своему таланту, (да, собственно, никто его стимулировать даже и не собирается) то и указывать ему - что и как писать, никто не имеет права.
Если, конечно, написанное не выходит за рамки законодательства.

Но…
В современном российском государстве, цензура с каждым годом наращивает своё давление на общественность. Сейчас уже наказывают за написание и распространение так называемой экстремистской литературы.
Буквально с 2017 года в телевизионных передачах правительственных каналов проскальзывает фраза "хранение запрещённой литературы". Тем самым подготавливается почва для законодательной инициативы, и внесения этой фразы, пришедшей из лексикона царской охранки, в уголовный кодекс.
В ближайшем будущем, начнут наказывать в уголовном порядке просто за банальное прочтение литературы, которая властью, будет отнесена к запрещённой.
Это, в сущности, запрет на получение информации.
Лично я не верю в то, что господа стоящие у кормила, могут адекватно расценивать полезность или опасность текстов, фильмов и прочего…
Я не верю в то, что некие назначенные цензоры умнее меня. Более того, я допускаю мысль, что они банально глупы. И поэтому не могут правильно определить мою потребность в той или иной информации.
И уж поверьте, я в миллион раз порядочней и патриотичней любого чиновника, отвечающего за морально-нравственный облик российского гражданина.
Но у власти есть право и возможность, в процессе дискуссии, силовыми методами навязывать своё мнение оппонентам.
Поэтому, к тому, что мы пишем, надо относиться с определённой осторожностью.

А вести человечество к свободе, к равенству и вообще к лучшей жизни, освещая путь своим пылающим сердцем, это удел героев и патриотов.
То бишь – политиков.
Или политиканов.
Да, поэт может вдруг принять решение – стать героем. Но никто не вправе требовать от него жертвенности. Тут уж извините.
Романтическая жертвенность очень дорогостоящая вещь. И, почему-то, всегда за неё приходится расплачиваться именно Герою. Расплачиваться своим досугом, своим семейным благополучием, своими нервами, здоровьем. А иногда и жизнью.
Причём, всегда, подчёркиваю – всегда, без какой либо компенсации.
Результатами его подвигов обычно пользуются другие.

Поэтому поэт может быть пророком, но не обязан быть спасителем.
Он может быть философом, но не обязан быть учителем.
Он может быть проповедником, но не быть духовником.
Главная задача поэта - сказать так, чтобы окружающие его поняли и приняли.
Он обязан задеть чувства человека, но вовсе не обязан его поддерживать, наставлять, или указывать ему путь.
Поэт должен просто получать удовольствие от сочинительства.

Правда, иногда, удаётся создать текст, который способен изменить мировоззрение читателя, открыть ему глаза на некоторые вещи и сподвигнуть его на некоторые поступки.
Но такое понимание литературного произведение зависит не только от таланта создателя. Большое влияние на восприятие и оценку поэзии, согласитесь, оказывает и умственное здоровье, и психическое состояние читателя.
Иногда реакция потребителя поэзии абсолютно непредсказуема.
Она может вылиться как в благое, так и в недоброе.
Но сам поэт, всего лишь даёт возможность читателю посмотреть на мир его глазами. Причем пытается сделать это так, чтобы его точка зрения была интересна не только ему одному.
Он вовсе не обязан жертвовать собой, своим временем, своим благосостоянием и своими убеждениями, для того, чтобы сделать этот мир лучше. Терпимей, добрей, толерантней. Решение этих вопросов вне компетенции поэта. Такими задачами должны заниматься специальные властные органы, ведающие вопросами пропаганды и воспитания граждан. Именно они должны выдавать задания творческой интеллигенции.

И если в социализме исполнение этих заданий было обязательным. То в современной государственной системе – на усмотрение исполнителя. И немаловажную роль тут играет уровень вознаграждения.
А поскольку в России, в любой сфере деятельности, вознаграждение не доходит до конкретных исполнителей, будучи по дороге разворованным вчистую. Или всё же выплачивается, но только "своим" человечкам. То и требовать от поэта каких-то литературных подвигов государство (в лице власти) не имеет никакого права.

И посему, у поэта есть только три обязанности: быть умным, талантливым и понятным.
Причём его гражданская позиция не имеет никакого отношения к уровню его таланта. И эту позицию он имеет полное право высказать, в том числе и в стихотворной форме.
Главное, чтобы поэту - было что сказать. Чтобы у него за душой имелось нечто, что интересно не только ему одному.
А сам процесс стихосложения, это работа.
Это труд, который позволяет создать произведение искусства.

Гоните половыми тряпками тех, кто будет выспренне говорить о поэтах, как об особых людях. Что для создания шедевра надо ждать веления свыше, чувствовать дыхание музы за плечом…
Согласно Басё, например:
"Процесс написания стихотворения начинается с проникновения поэта во внутреннюю жизнь, в душу предмета или явления".
Душа предмета – это богохульство.
У всех остальных мэтров, в рассуждениях о процессе написания, тоже ничего конкретного. Только бестолковое словоблудие о вдохновении, таланте и внутренней красоте.

Не верьте ни одному слову тех поэтов, пусть и великих, которые талдычат о необходимости особого строения души, о том, что поэт, это какой-то особенный человек, который осенён божественной дланью, который сподвигнут на поэзию кем-то свыше.
Создание шедевра, это прежде всего - работа.
И умный человек, который готов соблюдать поэтические правила, который имеет достаточный словарный запас и владеет свежими, оригинальными и злободневными мыслями, всегда способен творить высокохудожественные и востребованные произведения.
Главное для поэта не приступы вдохновения, а банальный интеллект. Никаких дополнительный черт характера, или какого-то особенного стиля мышления не нужно.
Такой взгляд на стихосложение помогает находить поэзию там, где вдохновенный романтик находит лишь прозу и пошлость.

Не буду спорить. Для создания стиха полезно, когда человек одарён поэтическим складом ума и постоянно мыслит рифмованными строками. Но такая работа мозга – явно нездоровое явление.
Имея интеллект, ну и, естественно, желание писать стихи автор вполне способен создавать достойные поэтические произведения.
Но согласитесь – и методика стихосложения ему тоже не помешает. Некий порядок действий при создании стихотворного произведения. И кое-какой инструмент, ускоряющий работу творца.
Инструмент не только созидательный, но и измерительный.

Как, к примеру, определить уровень поэтического произведения, если каждое бесталанное творение находит, или даже искусственно создаёт, поэтическую нишу, оправдывающую бездарность автора.
Достаточно назвать случайный набор слов, термином, например… "Постмодернизм" или "Аполлонистика". И тут же любая абракадабра и бессмыслица становится литературным шедевром.
Поэтическая тусовка мастерски создаёт оправдательные приговоры для самого изощрённого и гадкого насилия над литературным словом.

Если предположить, что все миллионы авторов, претендующих на звание "поэт" одинаково талантливы и мастеровиты, то здравомыслие будет категорически против.
Все, рождённые под дланью Господа, имеют различный уровень одарённости, потому, что…
Да просто потому, что у всех нас разный уровень развития различных отделов головного мозга.
И не нужно так возмущаться и указывать на цинизм подобных мыслей.
Почему-то все готовы признать врачебный диагноз о больной печени, сердечной недостаточности или язве желудка. Но диагностика той или иной степени ущербности мозга (а, следовательно, - в той или иной степени, относительной ущербности личности) вызывает резко негативную реакцию.
Но ведь на самом-то деле умственные способности различных особей человеческого общества явно различны. Грубо говоря – есть мудрецы, есть умные, есть посредственности и есть откровенные глупцы. И этого никто отрицать не станет.
Утверждать, что всё поэтическое сообщество состоит из однородно одарённых участников, согласитесь - в высшей степени глупо.

Значит, уровни поэтической одарённости и как следствие уровни поэзии, все же существуют.
Тогда - каким образом их можно определить?
Как отличить гениальное поэтическое творение от бездарного?

Опираться на мнение жюри различных конкурсов?
Но в поэтических синодах заседают явно не боги. Это просто люди, которые назначили сами себя (или их назначили хорошие знакомые) на роль контролёров качества литературной продукции. У них различные, а частенько неудовлетворительные способности, как к оценке поэзии, так и к её генерации. И поэтому, зачастую, результаты поэтических конкурсов вызывают некоторое недоумение. Мягко говоря.

Или оценивать талант поэта количеством посетителей и комментаторов на поэтических сайтах и форумах?
Да. Это могло бы стать довольно точным, математическим критерием.
Если бы в интернете не толпились пиар-мастера, предлагающие раскрутить рейтинг поэта за определённое вознаграждение.
И глядя, например, на полумиллионные толпы читателей на страницах отдельных "гениев" сайта сайт, я убеждаюсь, что многие, многие, прибегают к услугам "менеджеров" от стиха.
Да и сами авторы довольно изобретательны в этом вопросе.
Откровенно говоря, я не могу понять - зачем нужны такие "накрутки". С моей точки зрения, с точки зрения экономиста, вложение средств и усилий должно иметь некий материальный смысл. Если ты потратил деньги и время на ложный имидж, значит должна быть какая-то материальная отдача. Но, в то же время, я более чем уверен, что на таких вложениях сложно заработать. Гораздо проще заняться мелким бизнесом, при этом доход будет более ощутим.
Не понимаю я этих ребят. Да и понимать не хочу.

Или, к примеру, - ориентироваться на количество авторских изданий и их тираж?
Ой, да бросьте.
Сегодня в России возможность издания своей книги напрямую зависит от финансовых возможностей. Какое отношение талант автора имеет к количеству имеющихся у него денежных средств?
Если "там", за "бугром", ещё кое-где сохранились редакции и редакторы, которые действительно ищут таланты, которые действительно могут оценить уровень мастерства автора и грядущий успех его произведений, то в России – увы.
У нас нет редакций. Все те организации, которые называют себя гордо "издательствами", на самом деле - банальные типографии. Принцип их работы прост – "утром деньги, вечером стулья". А что ты будешь делать с полученным тиражом, куда ты денешь эту кучу макулатуры - твои проблемы.

Может ли критерием качества литературы стать членство автора в поэтических организациях?
Что-то сомнительно. Глядя на то, какое жалкое существование ведут Союзы писателей.

Руководствоваться ли в этом вопросе научными степенями, дипломами литературоведа, лингвиста, филолога?
Ну не знаю.
Диплом, это всего лишь типографская продукция, которая легко поддаётся копированию.
А, кроме того, слухи о коррупционности и стяжательстве руководства Российских институтов имеют подтверждение. Фальшивые дипломы (скажу больше - и докторские диссертации) отслеживаются даже в среде парламентариев Федерального Собрания.

Так чем же, чёрт возьми, определить качество поэзии?
Оценочная стратегия, опирающаяся на мнение неких граждан, позиционирующих себя как корифеев поэзии, большей частью оказывается несостоятельной.
Сама личность автора, его заслуги перед обществом и государством, так же не имеют никакого отношения к истинной оценке его творений.
На что ориентироваться?

Может быть ориентиром смогут послужить слова ирландца Джонатана Свифта, автора знаменитых путешествий Гулливера: "Гения сразу видно хотя бы потому, что против него объединяются все тупицы и бездари".
Но это так… В порядке шутки юмора.

А ведь вопрос не праздный.
Автору, создающему поэтическое произведение, наверняка хотелось бы иметь некие твёрдые критерии, позволяющие ему дать правильную оценку своему творению. Более того, опираясь на эти критерии, поэту желательно иметь возможность внести коррективы в текст, приблизив произведение к некоему эталону.

Один знакомый попытался объяснить мне, что в поэзии эталонов не существует.
Тут я согласен.
В современной поэзии эталоны отброшены за ненадобностью. На них просто нет спроса. Наверное, отсюда и плачевный уровень поэтических произведений. Как и литературы вообще. Муза бездарности устала от индивидуального, точечного подхода и начала бить по площадям.
Засилье энергичных, воинственных и воинствующих бездарностей на русском Парнасе, поражает.
Когда я смотрю на стихийно сформировавшуюся российскую поэтическую элиту… Знаете … Я предлагаю вам, прежде чем совать голову в этот гадюшник, подумать как следует – надо ли?

При всём прочем, большинство приверженцев теорий поэтического нигилизма, достаточно глупы. Они воспринимают критику высокомерно, а зачастую и агрессивно. Поскольку отсутствие способностей их интеллекта к ритму, рифме и грамматике, обычно сопровождается и ущербностью здравого смысла вообще.
Зато сами бездарности критикуют много и глупо. Но озлоблённо и яростно.
Спорить о достоинствах и недостатках того или иного произведения с представителями поэтического бомонда нет никакого смысла. Я пробовал.

Лично для себя я определил критерий уровня одарённости. Он состоит в сравнительной способности к созиданию.
Возможно, это звучит несколько заумно, но я поясню.

Помните, я говорил о мастерстве столяров? Так вот – по аналогии…
Предположим, некто полагает себя мастером свободного стиха (верлибра), но строгий стих ему не по силам. Следует ли из этого вывод, что его мозг не наделён ритмическим и мелодическим чувством, позволяющим слышать и генерировать ритм и рифму? На мой взгляд, это здравомысленное умозаключение.
То же самое, касательно и серого, и белого стиха.
Пишущий белым стихом, но неспособный к строгому стихосложению – не чувствует рифму.
Автор, ваяющий серый стих, но которому не удаётся стих ригористичный – не способен чувствовать ритм.
Значит ли это, что такие сочинители не являются поэтами, в смысле творцами? Нет, не значит. Просто такие поэты работают на своём уровне, и пишут для тех групп читателей, кто не слышит ритма или рифмы, или того и другого одновременно.
Каждому своё.

Мне отсутствие ритма царапает слух. А кто-то не испытывает от этого болезненных ощущений.
Слабая рифма меня коробит. А кто-то принимает её с похвалой.
Каждому своё.

Это точно так же как и в музыке.
Я не могу слушать вокал Коли Баскова, он постоянно фальшивит. И я прекрасно понимаю оперных мастеров Большого театра, которые категорически отказывались с ним работать. Там трудятся люди с абсолютным слухом, и слушать рулады Николая им просто физически больно. Это не их прихоть, это не пренебрежение к новичку, это не капризы примадонн. Это банальная физиология слуха.
Думаю, если бы работникам оперы серьёзно приплачивали и выдавали бесплатно молоко за вредность, они, пожалуй, согласились бы потерпеть. Но покровители Баскова до этого как-то не додумались.
А ведь для кого-то "блондин всея Руси" - "прикрасный тенар".
Каждому своё.

Но такая толерантность допустима до тех пор, пока нестрогая поэтика не начинает выдвигать себя на передовые позиции, не начинает навязывать себя как нечто совершенное, безупречное и единственно возможное.
Авторы нестрогих стихов должны понимать и помнить – уровень их творений изначально ниже, чем уровень строгого стиха.
Я уже не говорю об откровенно слабых и безграмотных текстах.

Но… Как когда-то отметил русский филолог Орлицкий, «…в поэзии давно свершилась глобализация - космополитный верлибр стал доминировать, и только русская школа продолжает этому противостоять».
Сегодня, достаточно талантливые русские поэты и поэтессы, способные создавать высокоуровневую поэзию, начинают кропать нерифмованную неритмику, аргументируя такое скатывание в халтуру зарубежными примерами. В частности современным английским стихотворчеством.
Я их понимаю. Так - проще. Для нестрогой поэзии муки творчества не столь болезненны, время на сочинительство тратится минимум, а результаты обильны и согревающи.
Многие стараются подражать Коллинзу или Уитмену. Несмотря на то, что славянские языки предоставляют поэтам многократно большие возможности для творчества, чем, например, языки англо-фризской группы.
Постепенно общество начинает воспринимать кастрированную поэзию как высшую норму. Подозреваю, что в какой-то момент, поэтические возможности русского языка станут банально невостребованными. И это печально.

Впрочем, ещё Пушкин горевал: «Думаю, что со временем мы все обратимся к белому стиху. Рифм в русском языке слишком мало. Одна вызывает другую. Пламень неминуемо тащит за собою камень. Из-за чувства выглядывает непременно искусство. Кому не надоели любовь и кровь, трудный и чудный, верный и лицемерный и проч.».
К счастью он ошибался. Строгая поэзия существует до сих пор, хоть постепенно и сдаёт позиции на литературном поле. А освободившееся место занимают производители пустых бессмысленных наборов слов.

Приведу пример:
(повторю ещё раз: во всех примерах я сохраняю графическую стилистику автора)

Принятом солнце –

Видом на обожженные, между -
серые блоки. трава промежутков.
- здесь.
чередой добровольных обходов
(не в том положении) было бы
ложным сказать
что что-либо изменилось.
-
рельсы ворот.
можно не двигаться. воздух -
колеблется за всех нас.
Глеб Симонов

Или вот ещё:

И большие отключают свет
то открутят гайки на блюдах
то пилюли яблок скроют
появится творог и сковорода
отрезок знакомый до
заботливой боли
это
летние падают на восток
ковш на привет
представляет как может ожог
Сергей Сдобнов.

Хочу обратить ваше внимание на то, что создатели приведённых текстов не абы кто.
Это известные поэты, лауреаты премий, победители конкурсов. Они имеют определённый вес в сфере литературы, к их мнению прислушиваются, и их талант никто из критиков не рискует поставить под сомнение.
Их творчество внимательно изучают и анализируют. Им пишут научно-критические отзывы. Например:
"В текстах Сергея Сдобнова заметен интерес к архетипическим образам: в некоторых случаях возникает мысль об инициационном мифе, адаптированном для современных культурных реалий…
Последнее отражается и на том, как решены эти тексты: Сдобнов использует своеобразный поток сознания, который позволяет обратиться и к дидактике заговора и принципиальной невнятности бормотания…
С этим связано и то, что мне кажется проблематичным в этих текстах, а именно слабость аналитической интенции и обращение к оптике трикстера, слишком увлекающегося перформативным измерением речи".
Хоть лично у меня складывается впечатление, что автор этой рецензии решил продемонстрировать свои таланты в вопросах топонимики. И не более.

Ну и что, собственно? Есть люди, которым нравится такая поэзия. Им удаётся разглядеть в неё нечто, что недоступно другим. Мне, например. Ну и пусть.

Однажды я подискутировал на эту тему с одной ценительницей верлибра и поклонницей Аллена Гинсберга, Игнаца Деннера, Леонида Аронзона и Сергея Сдобного. Между прочим, она - человек с высшим литературным образованием. Факультет журналистики. Профессиональный литератор. В отличие от меня.
Я же, в тот момент, отчаянно пытался разобраться в сущности стихосложения. Пытался привести аргументы в противовес её восторженной верлиброфилии в пользу строгого стиха.
В качестве доказательства своей правоты я утверждал, что поэзию, в стиле, например, Сдобного можно создавать с помощью генератора случайных слов. И привёл парочку опусов, сляпанных тут же, образно говоря - "не отходя от кассы".

* * *
Двигай электронным горлом
в зеркало!
Там многие,
опираясь на актёрское искусство,
исполняют фирменный совет.
Рынок, служебной привлекательностью,
пакует искренность,
позволяя стеклянному району
налево деньги усыплять.

* * *
Догадалась, похоже, величина
ограничить мужское заявление.
Дикий орган привычно
возвратил реализованное
так, как пожелала природа.
Оставив поездку
в грузовую деревню.

Но получил резкую отповедь. Сейчас... Я только скопирую часть её…
Ну вот:
"В стихах Сдобнова есть то, чего нет в ваших опусах. Они поэтичны, в них музыка слов облекается в глубокий смысл, обтекая подсознание и извлекая из него фундаментальные образы, заложенные в человека самой природой".

Вот так вот, ребята. "Самой Природой"!
И тут я всерьёз обеспокоился своим психическим здоровьем. Как же так? Выходит – я чего-то не вижу, не слышу и не чувствую? С моей природой что-то не то?
Я пообещал ещё поработать над своей системой стихосложения. Поклялся вложить в неё больше смысла и души. И через некоторое время, помолившись и попросив прощения у Господа, предложил моей виртуальной собеседнице оценить ещё одно творение.

На площади парада в тишине
стоял предмет и обливался кровью
и думал
как плохо непонятно в этот день
тебе и мне

И снова резкая отповедь:
"Не пытайтесь достигнуть для вас недостижимого. В этом вашем "стихотворении" нет поэзии. В нём нет жизни. Оно мертво".
Мдас…
В принципе, я полностью согласен с её оценкой. Но тут есть один маленький нюанс. Последний текст принадлежит перу именно почитаемого Сергея Сдобного.
Грешно, конечно. Плагиат и всё такое. Но зато я успокоился насчёт моей психики.

Возникает вопрос – что это за поэзия, уровень которой определяется только именем автора?
Она, что – подобна чёрному квадрату Малевича? Любой малоквалифицированный маляр способен создать подобный шедевр. Но вот именно у этого куска, замызганного черной краской полотна, стоят толпы поклонников, рассуждая о творческом замысле, колорите и энергетике этого "гениального" произведения. При этом, в приватном общении, часто говорят об этом полотне как о "портянке", но на публике прикидываются знатоками и ценителями прекрасного.
Что это – глупость, лицемерие, насмешка?
По крайней мере, сам Малевич ржал как гусарская лошадь над высокоумными оценками его творения.

Мне говорят, что "создать такой верлибрический текст, чтобы он производил впечатление, "дышал", обладал внутренней структурой и логикой, совсем непросто". Это, якобы, становится понятным, если почитать великих мастеров верлибра.
Вот стихи величайшего русского верлибриста

Теорема тоски

В угол локтя
вписана окружность головы

Не надо
ничего
доказывать
Владимир Петрович Бурич

Замечательно, правда?
Так вот – если это все же "стихи", то величайшим поэтом всех времён и народов является Фаина Геогиевна Раневская, которая за словом в карман не лезла. Надо только в правильном виде представить её цитаты:

Отпускайте идиотов
и клоунов
из своей жизни.
Цирк
должен гастролировать.

Когда я начинаю
писать мемуары,
дальше фразы:
«Я родилась в семье
бедного нефтепромышленника…»,
- у меня
Ничего
не получается.

Под самым красивым
хвостом
павлина
скрывается самая обычная
куриная
жопа.
Так что меньше пафоса,
господа.

Ну, и чем эти цитаты хуже "стихов" Бурича.

Недостроенный дом.

Недостроенный дом
это мысли о лете
о детях
о счастье

Достроенный дом
это мысли о капитальном ремонте
наследниках
смерти

Но если вы спросите таких авторов – ребята, а почему вы не пишите в классическом стиле, строгим стихом?
Они ответят – А нам это неинтересно.
То есть замаскируют свою поэтическую несостоятельность неким возвышенным идеологическим интересом.
Ну что тут можно сказать.
Спросите меня, - почему я не пишу стихов в стиле постмодернизма?
И я вам отвечу – Мне это не интересно.
Так в чём тогда между нами разница?

Разница в том, что я (далеко не гений в стихотворчестве), такие андеграундные нескладухи могу ляпать по сотне в день.
Отпущу на волю свою фразеологическую фантазию и примусь записывать всё, что треснет в башку.
В конце-концов, я просто снова включу генератор случайных слов, и результат размещу в строке фонетически правильно и более-менее осмысленно.
(Ну "по сотне" это я конечно перегнул. Психика просто не выдержит такого издевательства.)
И что? Я великий поэт? Да нет. Я как был посредственностью, так ею и остаюсь.
Но никто, уж поверьте, никто не сможет отличить мои механистические тексты от шедевров передового верлибра. Стоит только присвоить им авторство кого-либо из "великих".

А вот вышеуказанные господа поэты, в жесточайших условиях строгого стиха, подчиняясь безжалостным требованиям семантики, ритма и рифмы, работать не смогут.
Хоть, уверяю вас, они с упорством, достойным лучшего применения, станут утверждать, что их тексты в миллион раз осмысленней, глубже, поэтичней, чем мои механистические творения.
И у меня есть серьёзные основания подозревать, что эти ребята пишут свои опусы точно так же, как и я, используя генераторы случайных слов.

Тут есть ещё один аспект.
Если автор несуразных текстов всё же согласится поработать в строгом стиле, то уверяю вас, он накатает полный бред, все также неритмизированный, нерифмованный и лишённый смысла.
При этом он яростно будет утверждать, что его ритм непрост, а (к примеру) "леймичен", или даже "синкопирован". Просто окружающее быдло (и вы, в том числе) неспособны прочувствовать всё ритмическое совершенство его гениального творения.
Он будет убеждать всех, что "любовь" и "перепой" это гениально найденная рифма. Просто вы и прочее быдло не способны ощутить её безукоризненность и новизну. Вам этого просто "не дано".
И станет доказывать, что рваная и абсолютная бессмыслица, это удачный, гениальный поэтический ход, выражающий всю сложность современного мира.
При этом забывая, что фраза "не дано" имеет и обратную силу. Он не задумывается о том, что возможно это именно ему "не дано" чувство ритма и рифмы. Я уже не говорю про здравый смысл и способность к первоклассным ассоциативным ходам.

Тут один "грамотей" укорил.
- Ты завидуешь их славе!
Да мне, собственно, наплевать. Их популярность, это не мои проблемы. Восторженное отношение к их творчеству, это проблемы их читателей и почитателей. Это проблемы общества и государства.
Главное, чтобы они не указывали другим, утешая своё самолюбие, - как надо писать.

Потому, что в результате появляются такие вещи, как учебник "Поэзия"
Вот пример «научного» подхода к стихотворчеству.
Цитирую.
«Ритм ударений, которые изучают в таком случае, называют ритмом схемных ударений, то есть ритмом тех ударений, которые приходятся на сильные слоги стиха.»
При этом, никто даже не пытается объяснить, что такое сильный, а что такое слабый ударный слог. И как ударение может приходиться на слабый слог стиха. Это считается, как бы, общеизвестным.

«Видно, что третья стопа 4-х стопного ямба чаще всего бывает безударна, а ударность первой стопы достаточно высока.»
"Чаще всего" и "достаточно высока". Это походит на научную терминологию?

«Возможна и другая, более редкая ситуация, при которой «слабый» слог получает ударение, а ближайший к нему «сильный» напротив его лишается. Такая ситуация называется «перебоем». Обычно перебои встречаются в начале строки, в районе первого сильного слога. Но это не обязательно.»
А что же тогда обязательно?

И это учебник, который рекомендован Министерством Образования, для изучения в старших классах средней школы.
Лично у меня возникает ещё один вопрос.
- Зачем тогда создан этот девятисотстраничный том, если в нём не определена ни одна поэтическая закономерность? С целью подзаработать немного денег?

Нет, я, конечно, понимаю, что школьный учебник не обязан учить мастерству. Точно так же, как урок литературы не призван развивать у школьников писательский талант.
Школьный курс литературы носит ознакомительный и поверхностный характер, обозревая некий набор общественно-значимых литературных произведений, а также канонизированных авторов, относящихся к так называемым классикам. Конечно, по мнению министра образования и его советников.
Но тогда зачем, в туманной форме, выкладывать банальные азы стихотворчества? Не сопровождая их ни методикой, ни набором приёмов.
И, тем более, возводя верлибр в статус выдающихся поэтических трудов, которые достойны приводиться в качестве поэтических образцов, преподнося такие опусы как эталоны стихосложения.

Я понимаю, что верлибрическое течение в поэзии имеет право на существование. Как и все другие.
Хотя бы потому, что это явление, хоть и представляет интерес только для узкого круга лиц, но зато имеет заметное влияние на литературную культуру.
Скажем так, - для русского языка, это экспериментальное направление в современной литературе. Но зачем же проводить эксперименты над детьми? Вбивая в их неискушённые головы этот изысканный бред.
В учебнике приведено огромное количество андеграундных стихотворных текстов, которые преподносятся как достойные для прочтения и осмысления.
Например – "Последняя ночь" Эдуарда Багрицкого.
Разве у Багрицкого нет более достойных произведений? Из всего репертуара поэта, это самое последнее стихотворение, которое я бы порекомендовал детям для чтения.
Приводится много ссылок на поэзию Сваровского, Тимофеева, Аристова.
Зачем же учебник, предназначенный для общеобразовательных школ, превращать в рассадник взгляда на поэзию группы откровенно слабых стихотворцев?
Из всего поэтического творчества Эдуарда Лимонова, выбрано стихотворение, написанное нарочито без ритма и рифмы. Почему? У Лимонова нет более достойных произведений? Уверяю вас - есть.

И ещё одно соображение.
Школьный учебник, это не книга для лёгкого ознакомления. То, что содержится в школьном учебнике, ученик обязан, подчёркиваю – обязан, внимательно прочесть, осмыслить и усвоить. Он за это получает оценки, характеризующие его как успешную (или неуспешную) личность.
Дети обязаны ознакомиться с творчеством поэтов, которые симпатичны авторам учебника. Пусть даже при этом сами авторы больны поэтической бездарностью. И в качестве авторитетов приводят не действительно достойных творцов, каких в современной России более чем достаточно.

Таким образом, воспитывается литературная толерантность российского молодого человека. Ребёнок, подросток, накропав нечто несуразное, понимает, что в сравнении с примерами из учебника, его творение выглядит вполне достойно. И возникает общественное мнение, что это и есть поэзия. Что достичь поэтических высот можно не утруждаясь творческими муками, а также грамматическими и стилистическими навыками.
Ребёнок искренне верит, что творчество верлибристов-постмодернистов это действительно – поэзия. Что "композиции" Тимати, это действительно – музыка. Что гимнастические упражнения Волочковой – балет. Карикатуры Гиппер Пупера – живопись. И так далее.
И это так печально…
Ведь поэзия, это огромная часть культуры народа. Разложение одной части культуры симптоматично и заразно. Оно неизбежно влечёт за собой разрушение всей культурологической системы.
А это уже повод для деградации всей системы морали и нравственности народа. Что, собственно, мы сейчас и наблюдаем.
И такое положение не может не вызывать беспокойство.

Кроме учебников, есть ещё и различные "школы поэтического матерства". В которых каждый желающий может научиться стихосложению.
Только вот, обычно, мастерство подразумевает наличие навыков и инструментов.
Открываешь любой труд по стихотворчеству - ничего! Ни навыков, ни инструментов. Одни названия и определения.
Дело в том, что Мастерство опирается на науку. А поэтической науки, ну скажем... "Поэтики", на самом деле не существует.

В своём развитии каждая наука, по моему разумению, проходит три стадии.
Первая – сбор и накопление информации и раздача названий всему, что входит в круг исследования.
Вторая - статистическая обработка полученных данных с применением математического аппарата. Выявление закономерностей.
И третья - создание свода правил и рекомендаций. По принципу - сделаешь так-то, получишь то-то.

Поэтическая теория прочно застряла на первом этапе развития. Теоретики от поэзии зациклились на терминологии. Зачастую, терминологии избыточной.
Ну, посудите сами - поможет ли детальное знание поэтических терминов в создании шедевра?
Это знание даст, конечно, некоторое преимущество в некоторых ситуациях. Когда, например, необходимо блеснуть эрудицией и выделиться из толпы... И вызывать улыбку дам огнём нежданных эпиграмм. Но на практике...???
У меня есть знакомый историк, который великолепно разбирается в керамике. По пятисантиметровому осколку он определит и вид изделия, и географическое место, и исторический период его изготовления.
А посади его за гончарный круг, поставь перед обжиговой печью, или отправь искать коалин... И что? А ничего. Кроме конфуза ничего не выйдет.
Так и в современной теории стихосложения. Она, эта теория, хороша для критиков и для аналитиков. В творческом процессе она участие не принимает. Там оперируют совершенно другими категориями.

Исследование поэзии топчется на стадии первобытного именования предметов.
Открываешь любую монографию с громким названием "школа мастерства" и сталкиваешься всё с той же растиражированной древней классификацией поэтических явлений.
При этом мне кажется, что если бы теория поэтики создавалась сегодня, то она выглядела бы иначе и была точнее. Просто у мозга сегодняшнего человека намного выше способность к систематизации

А в принципе-то всё правильно и закономерно. Наука о поэзии так навсегда и останется на этом примитивном этапе, в зачаточном состоянии.
И, я полагаю, что далее она не двинется никогда.
Почему?
А вот давайте для сравнения обратимся к музыкальному творчеству.
В чём отличие поэзии от музыки?
Первое, что бросается в глаза, это графическая система.
Поэзия опирается на общепринятую знаковую систему. Азбуку знают все, а грамоте обучено подавляющее большинство. Поэзия использует графическую систему, чисто утилитарного, бытового назначения, создавая ошибочную иллюзию всеобщей доступности. Ну как же! Это ведь просто буквы и слова!
Музыка использует специально разработанную графическую систему, не применяемую более нигде. Музыкальную грамоту знают немногие профессионалы. Поэтому профессиональным музыкантом может быть только специально обученный человек.
Это говорит о том, что теория музыки достигла уровня Науки.
Поэтическая теория топчется на стадии примитивной терминологии.

Дело в том, что музыкальное творчество часто требует коллективного исполнения.
Индивидуальные проекты в этой сфере редкое явление.
Певцу нужен аккомпаниатор.
Оркестр обязан играть слаженно, опираясь на некие общие знания и правила.
Поэтому музыкальная грамота научно обоснована и интенсивно преподаётся.
Поэтому музыкальная теория просто обязана быть разработанной с предельной точностью. Одной терминологии там недостаточно.
Поэтому музыканты вынуждены учить подопечных именно Мастерству. Передавать и навыки и методику.

А поэтическое творчество дело штучное и сугубо индивидуальное. Коллективному авторству в нём места нет. Каждый работает сам по себе и варится в собственном соку. Конкуренция на Парнасе достаточно высока. И мастера не спешат делиться знаниями с новичками.
Наверняка у маститых поэтов есть свои приёмы стихосочинения.
Наверняка кто-то из мэтров нашёл некоторые уникальные и полезные поэтические закономерности.
Наверняка у "великих" есть специфические наработки приёмов стихосложения, но...
Но знание о них умирает вместе с авторами.

И это правильно.
Это банальное здравомыслие.
Никто и никогда не станет делиться истинными знаниями о поэтическом мастерстве.
Потому, что никто не хочет плодить гениев в ущерб собственной индивидуальности, в ущерб собственному исключительному положению.
Поэтому, учение о поэзии так и останется - теорией на уровне общих рассуждений.

Так что, поэтика, как наука, обречена на прозябание.
Но и это ещё не всё.

Музыкант, это человек, обладающий музыкальным слухом. То есть бездефектной физиологией уха, развитыми височными слуховыми долями мозга, неповреждёнными лобными долями, нижняя часть которых ответственна за восприятие музыки (в том числе).
Исполнитель инструменталист обязан иметь чрезвычайно развитую часть коры головного мозга, отвечающую за тонкую моторику пальцев рук.
Вокалист обязан иметь высокую координацию между слухом и голосом.
Требования к уровню развития отдельных качеств очень высоки.

Поэтом же может стать любой!!! Главное желание!!! …???

Взять, к примеру, чувство стихотворного ритма. Которое опирается на чувство малых временны"х интервалов.
За определение таких отрезков времени (до 1,6 секунды, насколько помню) отвечает гиппокамп. И если человек не чувствует ритма, это вполне может означать недостаточное развитие отдела мозга, отвечающего за это чувство.
Поэтому указывать автору на его ритмические недостатки - бесполезное занятие. С точки зрения "поэта" его творения идеальны. Поэту непонятно - чего критику из-под него надо. Объясняя ритмическое несовершенство автору корявых строк, вы обращайтесь к несуществующей у него части мозга. Или эта область серого вещества у него недоразвита.

В отношении рифмы дело ещё хуже. Там задействован не только ритмический, но и тембральный, и мелодический, и интонационный слух. Но основной принцип тот же. Человек, строгающий нерифмику, просто не понимает - в чем его упрекают.

Так нужна ли современная теория поэзии?
Несомненно нужна.
В любом творчестве необходимы критики и аналитики. А как иначе? Должен же кто-то профессионально оценивать уровень поэтического таланта.
Но, называть повторение общепринятой классификации (или даже создание новой терминологии) ШКОЛОЙ поэтического МАСТЕРСТВА - не следует. Не стоит вводить в заблуждение искателей поэтической истины, стремящихся получить именно навыки и инструментарий.
Ведь сама по себе терминология, какой бы совершенной она ни была, ничего не даёт стихотворцу в его тяжком поэтическом труде.

Я знаю поэтов, которые никогда не интересовались поэтической теорией. Но они пишут (или писали) великолепные стихи.

Тут всё двояко.
С одной стороны бомж, люмпен, нищий бродяга Аркадий Кутилов. Который никогда не задумывался о принципах стихосложения. Он писал как дышал

В объятье снов – пустых и страшных,
окружена обман-травой,
–ты любишь призраков вчерашних,
а я не призрак, я живой!

Ромашки туфельками давишь,
глядишь в сиреневую даль...
Уйдешь с другим, зато оставишь
во мне красивую печаль.

Июль прошел, и в самом деле
мы стали сами не свои...
Отгрохотали, отгудели,
отвыли наши соловьи.

С другой стороны – великосветская, утончённая, очаровательная госпожа Наталия Азарова.
Профессионал словесности. Филолог и лингвист. Докторская диссертация. Главный научный сотрудник Института языкознания Российской Академии Наук. Авторитетный теоретик поэтического творчества. Победитель различных конкурсов. Лауреат различных премий.
В активе – учебник поэзии, многостраничный труд, поясняющий в том числе и правила стихосложения. Который, кстати, на Московской международной книжной выставке-ярмарке признан лучшим учебным изданием года.

Мандрагоры –
уго"льные горы
мантии-мантуи-мантры
звук
мандражирующий
в вол-окно
ночное
занеси в свой спросонник
спустившись
ногами голыми
подними с полу жизнь –
лежит-там вторую неделю
нетронутая
полуживая

Кто из этих двоих более – поэт? Если судить по результатам творчества? Сложно сказать.

Задача, стоящая перед поэтом, на первый взгляд проста – необходимо взять слова и расставить их в таком порядке, чтобы ударные слоги попали на определенные места в тексте.
Желательно, чтобы последние слова в строках были созвучны по определённой системе.
При этом текст должен быть максимально приближен к обычной разговорной речи. А фразы простыми и самодостаточными.
При этом полезно соблюдение лексического единства.
Результат должен сложиться в осмысленный текст, вызывающий ощущение цельной, грамматически верной и логически выверенной мысли.
Но надо помнить, что строгая поэзия, в отличие от всего остального, требует совершенно иного уровня языковой компетенции. Стихотворчество, это высокоинтеллектуальное и трудоёмкое занятие, для которого необходимы, как минимум богатый словарный запас и банальная грамотность.

А вот некоей отдачи от сочинительства ждать не следует.
Занятия поэзией не приносят каких-то особенных дивидендов.
Поэту надо быть готовым к тому, что его начнут пинать толпой. Особенно в интернете. Где бездарности, стихийно сбиваясь в стаи, с особым удовольствием набрасываются на тех, кто не оценивает "по достоинству" их перлы. Или на тех, кто явно выше их убогости.
Так что… Вот.